За ночь метель не стихла. На рассвете Цэвэл заставила себя встать, хотя у нее ныло все тело. Надо попытаться достичь зимника Бааюун. Если уж и там никого не будет, придется остаться и ждать помощи. Вторые сутки пошли, как овцы почти ничего не ели. «Еще сутки без кормления — и начнется падеж», — с ужасом думала молодая женщина.
Дождавшись, когда метель немного утихнет, Цэвэл погнала отару дальше. Ее путь пролегал вдоль русла замерзшей речушки, она и животные то и дело увязали в сугробах. И снег, и скалы, вплотную подступавшие к другому берегу, дыбились вокруг Цэвэл занесенными кинжалами. Она зажмурилась, отгоняя страх. Надо торопиться, но отара обессилела и продвигалась медленно. Прошло несколько мучительно долгих часов, пока вдали не замаячили очертания зимника. Цэвэл давненько не приходилось сюда наведываться, и не знала она, что это место уже два года как оставлено аратами. Никакого сена! Окончательно обветшавший хашан, со всех сторон продуваемый злыми ветрами. С трудом ей удалось загнать овец в это неприглядное убежище, в котором казалось еще страшнее, чем в открытой степи. Цэвэл постаралась собраться с мыслями. Пусть животные сгрудятся в загоне, так им будет теплее. С десяток баранчиков окончательно выбились из сил. Надо во что бы то ни стало отыскать хоть немного корма. Цэвэл вышла из загона. Опять начала мести поземка, однако она разглядела, что с гор к зимнику спускаются три лошади, очевидно, отбившиеся от табуна. Когда они приблизились, Цэвэл выпустила слабых животных, и они тут же побрели к лошадям. Конские копыта проваливались до земли, и бараны, идя за ними след в след, могли добраться до травы. Цэвэл пыталась задержать лошадей на зимнике подольше, пусть выбьют копытами снег, но, потоптавшись немного, они убежали вдоль реки.
Как ни мала была добыча, но этого все-таки хватило наиболее ослабевшим животным, и Цэвэл снова пустила их в загон. Она вовремя успела сделать это — закурились вершины гор, и через несколько минут все вокруг окуталось пляшущими языками белого пламени. Темнело. Цэвэл поняла: предстоит еще одна ночь под открытым небом. Руки не слушались ее, но она заставила себя проделать углубление в сугробе и даже попыталась развести костерок, но тщетно — те несколько щепок, которые ей удалось отыскать, промерзли и не хотели разгораться. Батарейки в фонаре сели. «Всегда надо брать с собой запасные», — подумала Цэвэл. Внезапно до ее слуха донесся протяжный вой. Что это — метель или волки? Она поднялась, но обессилевшее тело отказалось служить ей. Цэвэл упала навзничь, и мертвая тишина обступила ее.
…Она пришла в сознание от приглушенных людских голосов. Медленно приподняла тяжелые веки и первым увидела склонившееся над ней до неузнаваемости осунувшееся лицо отца.
— Где овцы? — прошептала Цэвэл.
— В хотоне, дочка, — тихо отозвался Дамбий.
— Все целы?
— Все до единой, лежи спокойно.
Спустя несколько дней радио передало короткую информацию: «В течение трех суток ревсомолка Цэвэл, дочь Дамбия, застигнутая пургой вдали от дома, стерегла отару объединения из шестисот голов. Отважная девушка не испугалась грозной стихии. В ее отаре — ни единой потери».
Цэвэл слушала эту передачу, и невольно у нее на глаза набежали слезы.
— Поплачь, дочка, поплачь, — сказала мать, подавая ей чашку с горячим супом. — От радости не грех поплакать.
Цэвэл вытерла глаза. Неужто это о ней, простой девушке, объявили на всю страну? Но ведь она не совершила ничего особенного, на ее месте всякий поступил бы точно так же.
НОВЫЕ ХЛОПОТЫ
Уходя на работу, Дооху сказал домашним, что зайдет на минутку в контору, а потом целый день проведет в бригадах. Объединение медленно, шаг за шагом, преодолевало последствия тяжелейшего дзуда. Теперь Дооху знает: чтобы не дать стихии одолеть себя, надо проявить немало смекалки. Приближалась весна, и следовало заранее предусмотреть все вероятные трудности из-за капризов природы. Дооху лично проверяет, как идет подготовка к весеннему сезону, изучает весенние пастбища.
Сегодня председатель задержался в конторе дольше, чем собирался: к нему неожиданно нагрянул зоотехник Чавчиг. Все последние дни он словно на крыльях летал. У Чавчига есть на то причины — овцы, которых он получил, скрещивая маток Лувсанпэрэнлэя с архарами, оказались чрезвычайно выносливыми и легко перенесли стихийное бедствие. Сейчас зоотехник держал в каждой руке по крошечному ягненку.
— Приветствую вас, товарищ председатель, — нарочито размеренно произнес он, ставя ягняток прямо перед Дооху, на его рабочий стол. Оба крошечных существа, видно, появились на свет только что, но уже глаза у них были светлые, голубоватые, а хрупкие на вид ноги устойчиво держали тельца. Они весело высовывали оранжевые язычки, шкурки их отливали матовым блеском.