— Пусть будет прочным твой хлыст-сбивалка, пусть станет шелком сбитая шерсть! — промолвил он, подходя.
— Да исполнится твое благопожелание! — приветливо ответила женщина, поднимая голову от работы. В эту минуту дворовые псы вдруг захлебнулись лаем. Дамбий оглянулся — перед ним пронесся конь с лежащим поперек седла всадником, без шапки, в красных шелковых штанах, измятых и замусоленных. Дамбий сразу признал мертвецки пьяного Чойнроза, единственного отпрыска Цамбы. Конь на полном скаку влетел на мелководье и сбросил свою ношу в зеленую ряску под одобрительное гиканье ребятишек. «Совсем испортился малый», — сердито сплюнул Дамбий и погнал коня к своей юрте.
Бадам, супруга Дамбия, была занята делом — кроила дэл из куска недорогой шелковой ткани. Муж пожелал ей успеха, получил в ответ ласковый взгляд и уселся на коврике. Жена поднесла ему чашку чая, но только он сделал глоток, как за дверью раздались шаркающие шаги, по которым Дамбий сразу узнал старого Сонго, отца Цамбы.
— С возвращением тебя, Дамбий, — прошамкал старик. — Как твои посевы нынче? Ты ведь на поле ездил? Небось хорошего ждешь урожая?
— Вы угадали, Сонго-гуай, — ответил Дамбий, ожидая, когда гость усядется поудобнее, чтобы угостить его чаем. — Урожай нынче хорош. Ну, а вас с чем поздравить? Какие новости?
— Повадился к нам серый, управы на него нет! Буланого иноходца помнишь? Его хозяин — Лувсанпэрэнлэй. Так вот, волчище с ним расправился, с буланым-то. Лувсанпэрэнлэй ругается на чем свет стоит.
Выслушав эту новость, Дамбий нахмурился, но не бесчинство зверя согнало с его лица улыбку, а упоминание имени владельца буланого коня, Лувсанпэрэнлэя. Едва Сонго-гуай отбыл, как Дамбий озабоченно произнес:
— Послушай, женушка, как бы у нас беды какой не случилось.
— Какой беды? — вскинулась Бадам. Ее моложавое, все еще миловидное лицо слегка побледнело. — О чем ты?
— Да все о том же. Слушок-то все громче. Недавно мне снова сказывали… — Он оборвал себя на полуслове и прислушался, но за дверью все было тихо. — Нашу дочку опять в хотоне Лувсанпэрэнлэя видели.
— Да что ты говоришь! — ахнула Бадам. — Этого еще не хватало. Лувсанпэрэнлэй нашей дочке чуть не в деды годится.
— Глупая! Конечно, не для себя он, а для сына своего невестку приваживает. Говорят, старшую-то у него уже просватали, выходит, очередь теперь — сына женить.
— Не бывать этому! — вскинулась Бадам. — Лувсанпэрэнлэй слова не вымолвит без того, чтобы не выругаться. Что за радость жить в такой семье? Одни слезы. Нет, не видать им нашей дочери, как своих ушей!
Слова благоразумной жены несколько успокоили Дамбия, и он принялся за чай, не позабыв сдобрить его толстым, в два пальца, куском топленых сливок.
После обеда Дамбий и Бадам занялись каждый своим делом, но мысли и у него и у нее невольно вертелись вокруг Лувсанпэрэнлэя. Перед супругами стояло пухлое масляное лицо соседа, вспоминалась его мерзкая привычка браниться по делу и без дела. И откуда он слова-то такие вытаскивал на свет божий? Одно другого грубее да гаже. Недаром земляки прозвали его «чернословником». И был людям вред от этой его скверной привычки. Помнится, как-то осенью Лувсанпэрэнлэй устроил угощение в честь открытия сезона кумыса и здорово подпоил старика Туваана. Поднося Туваану в который уж раз чашу архи, Лувсанпэрэнлэй заметил, что руки у старика трясутся и водка выплескивается через край. И вдруг рассвирепел хозяин. «Ты что же это, такой-сякой, кропишь мне вслед водкой вместо молока? Да пади она на твою паршивую голову! А теперь выметайся и чтоб духу твоего здесь не было». Дело было к ночи. В темноте конь Туваана споткнулся, старик вывалился из седла, ударился об землю, да дух из него вон. С тех пор пристала к Лувсанпэрэнлэю позорная кличка, и что бы с кем дурного ни приключилось, люди во всем винили злой язык чернословника. Словом, было теперь над чем призадуматься Дамбию и Бадам.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Хотон Лувсанпэрэнлэя расположился на берегу реки Убур. Сегодня в хотоне шел пир горой: Лувсанпэрэнлэй отдавал замуж свою старшую дочь Мядаг.
высказывала доброе пожелание женихова родня. Дружным хором отвечали родные и близкие невесты: