— Зачем ты приехала? — ошарашенно спрашиваю ее.
Мама подходит ближе, ударяет меня по руке, которой я держала Байрамова. Перехватив запястье, оттаскивает от Орхана.
— Спрашиваешь еще! А я ведь сначала приехала к вам в квартиру, но Алла сказала, что ты там больше не живешь. К нему убежала, — кивает на Орхана, а в глаза ему не смотрит, меня буравит, — да? Как тебе не стыдно, Марика, какой позор!
В это время все сотрудники холдинга разбредаются по кафешкам и ресторанам. Но разве до еды сейчас, когда в холле такое представление? Вокруг нас постепенно собираются зрители.
— Пожалуйста, перестань отчитывать меня прилюдно.
— Буду, буду ругать, раз ты из ума выжила! Как ты посмела предать всех нас? Мне стыдно смотреть людям в глаза из-за тебя.
— Замолчи, — я вырываю руку из ее захвата.
На что мама удивленно замирает не ожидав. Тяжело выдохнув, она вдруг замахивается и при всех обжигает пощечиной мое лицо. Там, где остался след о ее ладони, начинает сильно гореть. Дотрагиваюсь до щеки.
Задрожав, озираюсь по сторонам, замечая недоуменные, где-то насмешливые взгляды сотрудников. Владислав из отдела кадров снимает нас на телефон.
Потом возвращаю взгляд на маму, но не вижу в ее глазах и капли раскаяния.
Она, приподняв подбородок, откуда-то набралась высокомерием и холодностью.
— Я жалею о дне, когда ты появилась на свет! — добивает окончательно.
Это все случилось за считаные секунды, которые растянулись для меня в мучительную бесконечность. Байрамов после пощечины вновь берет меня за руку и встает спереди, прикрывая своей спиной.
— Ты кто вообще? Не ори здесь как ворона и руки не распускай.
Я тут же слегка щипаю его за спину.
— Тише Орхан, это моя мама…
— Да?
Мама кивает.
— Да! Я ее родила на свою беду! А ты, следовательно, и есть Орхан. Нет, ты не человек, ты черт с рогами, бес, одурманивший мою единственную дочь перед свадьбой! Как тебе не стыдно!
В отличие от меня к нападкам матери Байрамов относится невозмутимо.
— Не брызжи ядом, у тебя все равно не получится призвать меня к совести. Я на твои манипуляции не поведусь. Заканчивай свой спектакль одного актера, доставай из авоськи проездной и лети на рынок, где картошка на три рубля дешевле или в церковь. Свечку ставь за здравие. В общем, занимайся тем, чем занимаются все высоконравственные дамы вроде тебя.
Он делает шаг в сторону в попытке обойти маму, но она преграждает путь.
— А тебя, бес, в церковь точно не пустят. В тебе же ничего святого нет. По глазам твоим вижу нахальным, — она опускает взгляд на руку, которой держит меня Орхан. — Если сейчас Марика с тобой уйдет, она мне больше не дочь! Лучше умереть от голода и немощи, чем знать, что потратила всю жизнь на воспитание дочери, а Марика меня предала!
Я в ужасной растерянности не понимаю, что делать.
Неожиданно из толпы по-королевски вышагивает Толгатов и заявляет:
— Анна Ивановна, успокойтесь дорогая, не доводите себя до инфаркта!
Мама, утерев слезы, кидается к Артуру.
— Ах, сынок! Да как же мне не переживать? Сердце болит за Марику, она же сошла с ума. Прости нас, прости, Артурчик. Никогда бы не подумала, что моя дочь свяжется с хамлом и быдло, — прозрачно намекает на Орхана.
Толгатов вроде приобнимает мою мать и при этом не сводит с меня взгляд.
— Нам всем сейчас нелегко. Идемте в мой кабинет, выпьем чаю.
— Хорошо сынок, хорошо…
Глава 14
Орхан отвозит меня в морской ресторанчик. Тут очень уютно и душевно. Интерьер выполнен сине-голубых тонах, на стенах развешаны настоящие рыболовные сети, красно-белые спасательные круги. И пахнет вкусно. Отнюдь не рыбой.
В другой бы ситуации я насладилась, но сейчас рухнув на диван, хватаюсь за голову.
— Поверить не могу! — безутешно восклицаю. — Толгатов опять подстроил ловушку и все вывернул в свою пользу. Как всегда остался великодушным в глазах окружающих, а меня выставил ужасной!
Орхан спокойно открывает меню.
— Твоя маменька больше всех отожгла. Артур только вышел ее забрать.
Посмотрев на Байрамова серьезно, наваливаюсь локтями на стол.
— Толгатов ее спровоцировал.
— Странно, — хмыкает, подзывая жестом официанта. — Но женщина, в которой есть все святое и которая тебя родила, говорила об Алле.
— Подружке?
— Я, конечно, в женской дружбе не очень, — переключается на подоспевшего официанта, перечисляя заказ. — Марика, а ты что будешь?