Улыбнувшись слегка, она подходит ко мне, забирает аксессуар и вдруг морщится.
— Орхан…а надухорился-то… Ужасно.
Кажется, я впервые в жизни покраснел.
— Настолько?
— Если честно до тошноты. Прости, но фу.
— Я же ими всегда…
— Не знаю. Невозможный запах. Слишком резко стал слышаться.
— Ладно, — мне смертельно захотелось убраться из квартиры, в которой я ощущаю одну сумасшедшую неловкость. — Я заколку тебе отдал. Всё. Прощай.
Развернувшись, выхожу, быстро спускаюсь по лестнице, ураганом вылетаю на улицу.
У меня что, духи протухли? Никогда прежде я не слышал со слов окружающих, что от меня воняет. А если это говорят женщины, две и сразу…
Две недели спустя…
— Пациент в вашем анамнезе золотая карта постоянного клиента в цветочном салоне, бесконечные мысли и разговоры о Марике, ее фото на заставке телефона. Я ставлю вам диагноз — любовь. Подцепили вы эту заразу все-таки, — смеется Борн.
Я зашел к брату в антикварную лавку в надежде развеяться, а он уже ставит мне диагноз.
— Поспорил бы, — рассевшись на раритетном диване, отвечаю, взглядом залипаю в телефоне.
— А что ты сейчас делаешь? — не перестает прикалываться.
— Пишу сообщение. Марике.
— Где?
— В приложении мобильного банка. Скидываю ей сумму и пишу, потому что других способов она не оставила. Я везде в черном списке.
— Я же говорю — влюбился.
— Нет.
— Ладно, — он терпеливо обходит прилавок, приближается, встав над душой. — Втрескался, запал, втюрился. Выбирай любой понравившийся синоним!
Тяжело выдохнув, отбрасываю телефон.
— Тебе легко раскидываться громкими словами, Рафаэль, ведь ты однолюб. Ты всю жизнь любишь только Веру, а у меня кандидаток море.
— Любить и заниматься сексом — два разных понятия брат. Ты можешь делить постель с одной, но мыслями быть с другой, недосягаемой.
— Не знаю. У меня сейчас душевный раздрай, — подаюсь вперед, облокотившись на колени и взявшись за голову. — Я когда жил с Марикой, не хотел потерять свободу. Все сделал, чтобы не ввязываться в постоянные отношения. А заполучив желаемое — прежнего драйва не ощутил. Как только вижу другую девушку, которую могу взять, внутри тяжело становится. Какая-то тягость, неохота. Нет ощущения полета. Не понимаю.
— Я тоже не сразу понял, что влюблен. Из-за этого потерял целых шесть лет! Пропустил рождение старшей дочери. Не совершай моих ошибок.
Услышав о детях, решаю признаться в остальном.
Откинувшись на спинку дивана, поднимаю взгляд на Рафаэля.
— Я предложил родить Марике. Для меня. За деньги. А потом, чтобы она получила сумму и отказалась от ребенка.
Невозмутимое лицо брата сейчас перекосило.
За этим слышится грохот посуды. Погрузившись в разговор с Борном, я не сразу замечаю, как из подсобки выходит сноха. Кажется, мои слова долетели и до ее слуха, отчего руки Веры дрогнули, а чашки на подносе громыхнули.
— Орхан, ты совсем, что ли? — возмущается она.
— А что не так? Что ты тут закаркала?
Вера, нахмурившись, ставит поднос на прилавок.
— Обрекать кровинку на жизнь без матери? Ты в своем уме?
— Живут же так.
— По разным обстоятельствам! Но! Предлагать такое девушке, которая смотрела на тебя влюбленными глазами очень-очень-очень плохо Орхан. Она же не из центра суррогатного материнства, — и смотрит на меня с укоризной.
Рафаэль, посопев, поворачивается к жене.
— Нам всем ясно, что Орхан оступился, но упреками ничего не исправить. Ты звонила Марике?
Вера напрягает губы в тонкую линию.
— Да, пару раз.
— И?
— Она меня тоже заблокировала! Представляете? — разводит руки в стороны. — Кстати, Орхан, ты говорил Марике, что погасил за нее долг? Возможно, она станет тебе благодарной и согласится на встречу.
— Нет. Я этим козырять перед Усольцевой не собираюсь.
— Еще один гордый человек. Она гордая, ты гордый. Как с вами тяжело? Еще скажи, что все цветы отправлял для нее анонимно.
— Да, потому что от цветов с моей открыткой она отказалась.
— Ты не отчаивайся дорогой. Падет наша неприступная крепость, вот увидишь.
— Я не до такой степени расстроен Вер, чтобы отчаиваться. Ты не драматизируй.
Сноха осекается, хотя всеми руками и ногами за наш союз с Усольцевой. Настолько ей понравилась Марика. Она видит в ней подружку, тянется, хотя Марика явно не разделяет этих чувств.
У нее дружба с Аллой, которая без всякого зазрения совести за пару тысяч рублей рассказывает мне, как обстоят дела Усольцевой за закрытыми дверями их квартиры. Марика радуется букетам, привезенным курьером от анонима. Ставит их в вазы, меняет воду. Надеюсь, в глубине души девушка догадывается от кого они.