— Можно расширять инвестиции на месте, строить новые заводы. Или… транжирить деньги на пляжах Копакабаны.
— Благо ли это для Бразилии?
— Я инженер, не экономист. Если бразильское правительство принимает такое решение и если парламент утверждает его, то для Бразилии, без сомнения… Впрочем, пойдемте-ка лучше покушаем!
В ресторане за соседним столом — просто чудо! — вижу еще двух французов. Они совершили большую поездку по внутренним районам штата Минас-Жераис. Раздавлены усталостью и полны негодования против фазендейро — читайте: крупных земельных собственников, латифундистов. Записываю, не изменяя ни слова, разговор двух моих соотечественников:
«— Они, эти фазендейро, владеют массивами земли в 4, 5, 10 тысяч гектаров!..
— Они ее не обрабатывают. На этих просторах не выращивается ни одного колоса…
— Они запускают туда стада коров. От 300 голов до 15 тысяч…
— Они не платят ни су налогов. В Аркосе, с его 25 тысячами жителей, всего три жалкие декларации о доходах…
— Вот почему в Белу-Оризонти рис, фасоль, помидоры, салат привозят из Сан-Йаулу и с Юга, за тысячи километров…
— Они платят вакейро-батракам, которые пасут и доят коров, всего лишь 7 тысяч крузейро в месяц, или 45 франков…
— К счастью, солнце ничего не стоит. Вакейро имеет лишь кусочек панталон и обрывок рубашки…
— Все их вакейро голодают…
— Все их вакейро больны…
— Все их вакейро умирают молодыми…
— Это полное средневековье, феодализм…»
Я отметил также в своем блокноте: «Сколько же имеется Бразилии?»
Назавтра с зарей наш отъезд. Вместе со мной в поездку по штату направляются инженер от бразильского агентства компании «Электриситэ де Франс» и бразильский инженер от СЭМИГ (управление по электрификации штата Минас-Жераис). Это, так сказать, мои телохранители. Шоссе идет то прямиком через могучие и широкие холмы, то по просторным долинам. Свежий ветерок раннего утра скользит по вискам. Мы едем на встречу с историей.
Ору-Прету сегодня — не более как город-музей с 10 тысячами жителей. Провинциальный поселок с обожженными солнцем стенами. Дома расположены террасами на трех скатах холмов. Извилистые и каменистые улочки, словно козьи тропы. Красная черепица крыш проглядывает сквозь зелень пальм. В свое время, в течение целого столетия, Ору-Прету являлся мировой столицей золота. Это был второй приступ бразильской лихорадки.
А первым ее приступом был сахарный тростник. Он заполонил побережье от Баии до Ресифи, оттер Венецию с торговых путей, породил массовую работорговлю неграми и колоссальные богатства сахарных королей, кушавших на золотой посуде и заказывавших себе парадные фраки из одних тканей с Людовиком XIV. Бразилия, колония Португалии, наводняла всю Европу сахаром через Лиссабон. Это была его монополия.
Но этот первый приступ бразильской лихорадки был ослаблен конкуренцией, организованной Голландией и Англией, а потом и Францией: Бордо в 1788 году рафинировал пятую часть сахара, потреблявшегося в Европе. Цены на бразильский сахар, как и благоденствие королей тростника, дрогнули. Начался маразм бразильского Северо-Востока, продолжающийся и поныне.
Но на юге страны в другом очаге португальской колонизации назревал второй приступ бразильской лихорадки. Для охоты на индейцев и в поисках драгоценных камней горстки авантюристов поднимались и спускались по рекам, и паулисты (жители Сан-Паулу) уже открывали пути в интерланд. В Ору-Прету одна из этих банд случайно — как это обычно получалось со всеми великими открытиями — набрела на золотую жилу. Шел 1700-й год. XVIII век и открылся этой фанфарной увертюрой.
К золотоносному району хлынули люди. Это была настоящая лавина. Бразилия, в которую за столетие, с 1600 по 1700 год, прибыло всего лишь 300 тысяч эмигрантов, увидела вдруг более 3 миллионов европейских волонтеров-авантюристов. Тяга к бразильскому золоту стала настолько сильной, что лиссабонское правительство запретило своим подданным выезжать в собственную колонию: маленькой Португалии грозило обезлюдение.
Штат Минас-Жераис поставлял тогда половину мировой добычи золота. За столетие здесь было добыто 1 миллион 500 тысяч килограммов желтого металла…
Одна находка потянула за собой другую. В 1724 году один священник признал в нескольких блестящих камешках, в которые золотоискатели имели обычай играть, алмазы. Вскоре бразильские драгоценные камни и алмазы наводнили Европу, вызвав резкое падение акций на бирже в Амстердаме.
Золото!.. Как оно заселило американский Запад, Лабрадор, Австралию и крайний север Сибири, так оно породило интенсивную жизнь и на пустынных просторах внутренней Бразилии. Штат Минас вырос исключительно на этих лихорадочных поисках быстрого обогащения.