Но вот и Андрекисе. Сколько тут жителей? Что-то около 700. Сотня лачуг, половина из которых — землянки, крытые какой-то грубой соломой. Другие жилища чуть лучше, их наружные стены выкрашены известью или бледной охрой. Я стараюсь быстро обежать две улочки, разные по длине и расположенные под прямым углом. Ибо знаю по опыту — все люди здесь попрячутся, если узнают, что в деревне посторонний. Неожиданность для журналиста — первое условие открытия. И в самом деле, вот изможденная старушонка, даже не бросив взгляда, куда-то уже поспешно исчезла, едва почуяв меня. А женщина со своим выводком не успела сделать то же самое. Перед своей землянкой, где окна и вход представляют собой просто амбразуры, без рам и двери, она вела затянувшийся разговор с соседкой. Женщина укрывалась от убийственного солнца под большим красным зонтиком. Она держала на руках голого ребенка с большим животом. Около нее стояли, вцепившись в бесформенную юбку матери, еще трое ребят в возрасте от четырех до восьми лет, тоже голые. Когда наши взгляды встретились, шок был обоюдным. Не двигаясь, мы молча рассматривали друг друга. Потом она моментально сбила в кучу своих ребят и неистово стала толкать их впереди себя к входу в хижину. Оттуда показался еще один карапуз, двух лет от силы, гордый от сознания, что он уже стоит на ногах. Этот тоже был голый, и солнце прямо кидало на него свои пронзающие лучи. Мать и дети исчезают в хижине, и все затихает, жилье кажется необитаемым…
На углу двух улиц несколько мужчин сидят около стены, низко надвинув на нос большие соломенные шляпы. При моем приближении они замолкают. Тщетны мои попытки встретиться взглядом с кем-либо из них, чтобы заговорить. Едва отошел я на несколько шагов, как они исчезли. Да, я оказываюсь в пустоте. Андрекисе прячется в свою раковину. Дальше иду уже тихим шагом, нет смысла окончательно портить им воскресенье.
Но почти у самого выхода из деревни мы встречаем человека, идущего со своим ослом. Небольшого роста, но хорошо сложенный. Умное лицо под широкополой шляпой, живые глаза. Светло-синие штаны изрядно застираны, но без единого пятна. Почти новая полотняная рубашка и даже кожаные сандалии на ногах. Вероятно, нотабль, уважаемое в деревне лицо. Отвечает на нашу улыбку. Это нас окрыляет. Завязываем разговор. Он приглашает нас к себе на кофезиньо.
Его хатенка не имеет ни окон, ни дверей, а лишь занавески в проемах. Глинобитные стены покрашены известью. Стульев под соломенной крышей не полагается. Жена хозяина все время остается стоя, трое босых детей выстраиваются вдоль стены, заложив ладошки за спину, хозяин и его мать усаживаются на лавку. Единственная табуретка, по всей видимости сделанная самим хозяином, предлагается инженеру. Кроме обеденного стола, этажерки и кровати, никакой мебели в доме нет, и я усаживаюсь на кровать.
Чистота в домике самая скрупулезная. На земляном, прекрасно утрамбованном полу — ни соломинки, ни колечка стружки. Хозяин снял шляпу. Высокий лоб, островатый тонкий нос, впалые щеки, блистающие белизной и хорошо поставленные зубы. Он красив и чем-то напоминает плохо выбритого святого Жана-Батиста.
Андрекисе существует со времен бандейрантов, с тех дней, когда в эти места валила людская лавина за золотом. Хозяин родился в этой деревне. Его отец куда-то исчез, когда мальчику исполнилось два года. Эта деревня в известной мере передовая: есть школа с двумя учителями. Он, хозяин, работает у фазендейро. Да, он обрабатывает четыре гектара из 4 тысяч, имеющихся у владельца. Нет, обрабатывать больший участок он не в силах: нет никаких орудий помимо его собственных рук, мотыги и осла. Да, он сеет рис, фасоль и кукурузу. Сеет, выращивает, убирает. Две трети урожая остается ему, треть идет латифундисту. Нет, в этом году ему ничего не удалось продать — доли урожая, которая ему досталась, вряд ли хватит для прокормления семьи. Да, конечно, он работает и дополнительно, помимо поля — недельку здесь, недельку там. Например, рубит лес, возит его на своем осле. Со строительством гидроузла и с прокладкой шоссе Рио — Бразилия работенка стала перепадать чаще. О! Неделька там, неделька здесь — не более. В общем за год работал помимо поля четыре месяца. Сколько всего на этом заработал? 30 тысяч крузейро (200 франков). Это ушло на покупку сахара, кофе, спичек, кое-чего из одежды. Мяса семья никогда не кушает, за исключением своих кур (по одной курице в месяц). В целом в деревне забивают одного быка каждые три месяца. Но 250 крузейро за кило — слишком дорого. Будущее детей? Старший хочет стать летчиком, другие еще не думали о своей карьере.