Следуем берегом залива Тодус-ус-Сантус, в котором свободно могли бы разместиться эскадры всего мира. Сопровождающий меня геолог из «Петробраза» проходил стажировку в институте нефти в Париже и делится своими впечатлениями о Франции. Его удивили у нас две вещи: что поезда на вокзал Сен-Лазар прибывают точно по расписанию и что «вся страна возделана подобно саду». И уточняет:
— Земли у вас повсюду обработаны. Скот видишь на каждом шагу. А виноградники рассажены даже на склонах гор. И все люди имеют что кушать.
После вздоха:
— А здесь… Ох, здесь! Внутри страны, за поясом побережья, фазендейро отводят пять гектаров прерии на каждого быка. Скот пасут несколько вакейро, получающих гроши. Бойни забирают быков прямо с пастбищ и сами транспортируют их в города. Хозяину — ни капли труда. Вся забота фазендейро — проматывать деньги в Рио, Сан-Паулу, в Европе. 4–5 тысяч быков бродят по латифундии в 30 тысяч гектаров. Это приносит 50 миллионов крузейро в год — приносит спокойно спящему феодалу. При таких доходах фазендейро прикупают новые земли в еще более отдаленных, более глубинных районах. В штате Мату-Гроссу, к примеру. В один прекрасный день эти земли сильно вздорожают. Это обязательно будет. Лишь подожди, похрапывая. Или они покупают дома в Рио, Сан-Паулу… и опять снят… Да, имения огромны, и, чем вы дальше заглядываете в глубь страны, тем они огромнее. Ибо когда-то земли были по существу бесплатны. Достаточно было лишь занимать участки. Вот, к примеру, имение «Каса да Торре». Гарсиа д’Авила отвоевал эти земли на берегах Сан-Франсиску. Отвоевал у индейцев, как все первые колонизаторы. Через три поколения эта фазенда имела уже такие размеры: 1000 километров — по берегу Сан-Франсиску и 70 километров — по Парнаибе. Для того времени это было владение, превышавшее размерами большинство суверенных государств Европы. О, это старая традиция! И голод подавляющего большинства сельского населения — тоже. Дети с разбухшими животами… Вот! И это под нашим солнцем!
И в самом деле, как поверить в массовый голод на этих белопесчаных пляжах, окаймленных пальмами с их шелковистыми главами, мягко хрустящими на ветру? Под этим радостным солнцем? На этой плодоносной земле? Какой дьявольской насмешкой этот декор-люкс превращен в ад? Да, в этой красоте природы голод выступает как оскорбление…
…Серебристые трубы, соединенные в пары, тянутся вдоль нижней кромки дороги. Местами они расходятся, чтобы где-то вновь еще плотнее сплестись уже в жгут из пяти, восьми, десяти труб. Их связка повторяет изгибы шоссе. В промежутке между зелеными головами пальм — две огромные блестящие цистерны. Они безобразят пейзаж и кажутся спящими динозаврами. Здесь, в заливе Тодус-ус-Сантус, окруженном щедрыми землями, начинается царство нефти «Петробраза». Это промыслы Реконкаво.
Государственная монополия «Петробраза» датируется 1953 годом, когда она была санкционирована подписью Жетулио Варгаса. Предлагая проект закона, ограничивающего сверхприбыли иностранных монополий (Варгас в своем политическом завещании отмечал, что они ежегодно получают 500 процентов чистой прибыли), президент Жетулио, «отец народа», дарил Бразилии ее же собственную нефть… А через год он был доведен до самоубийства и оставил памфлет-завещание, в котором недвусмысленно писал: «Я боролся Против эксплуатации Бразилии… Я отдал вам мою жизнь, а теперь отдаю вам и мою смерть…»[47]
«Петробраз» пережил Варгаса: история нефти в Бразилии, как и всюду в мире, опунктирована трупами…
Пляжи заняты цистернами, и пальмы отступают на задний план. Плывет танкер, эскортируемый двумя катерами. Поворот — и, отраженный зеркалом сияющих вод, перед глазами открывается целый город насосов и труб, шаровидных резервуаров и цистерн. Люди в алюминиевых касках. Это последняя станция черного золота. Объявления на восьми языках просят не курить. Пост при входе отсеивает любопытных и подозрительных.
Садимся в катер и, взрезывая голубую воду, проходим мимо двух островков… Полинезии! Из двух-трех хижин, прилепившихся под пальмами, появляются голые ребятишки. Они раскачивают поклонами молодые деревца, приветствуют нас, затем вбегают в воду. Вода у берега островка вначале прозрачная, потом — палевая и дальше — нежно-зеленая, переходящая в лазурную. Вздымая фонтаны брызг, мальчики быстро бегут к маленьким самодельным лодчонкам и утаскивают их с пути нашего катера ближе к берегу. Чувство зависти к обитателям этих островков во мне возникает лишь на мгновение. Люди, спасаясь от фазендейро сахарного тростника или какао, от рабства, бежали на эти свободные кусочки суши. Единственный продукт питания этих людей — рыба, которую они сами ловят. Но теперь, в связи с возникновением здесь нефтепромыслов, местная рыба сильно отдает нефтью, и только они, обездоленные обитатели островков, едят ее. Имея вдобавок к этой рыбе несколько кокосовых орехов и немного маниока, они влачат самое жалкое существование. Это живые представители каменного века в нашем столетии. Месяц жизни в таких условиях почти неизбежно приводит к нервной депрессии[48].
48
Жак Ламбер в 1960 году писал: «В Бразилии 50 миллионов жителей, но из них только 12 миллионов потребителей и еще меньше — производителей». —