Колониальный сеньор на своей земле, со своими рабами и вооруженной стражей, со своей сахарной мельницей, своим кюре, своей церковью и своим гаремом был полным феодалом. Он пользовался на своей территории даже правом неприкосновенного убежища, как в других местах это возможно лишь в храме… Земельный собственник сочетал в себе меч и правосудие, закон и полицию, короля и бога. Он царствовал. Губернаторы, институт которых был введен позже, вынуждены были считаться с ним так же, как и император, которого он интронизировал в Рио-де-Жанейро. Сеньор-землевладелец переживет регентство, империю, республику, две мировые войны, уступив на протяжении целых эпох лишь какие-то десятистепенные крохи своих неограниченных прав, оставаясь, как и три столетия назад, надменным и всесильным. Сегодня, как и вчера, он ревниво держится за свою власть, до мозга костей пропитанный сознанием своего могущества и безумный от заносчивости. Он ведет настоящие длительные и кровопролитные войны из-за наследства, из-за быка, который случайно забредет на плантацию соседа, по любому другому поводу. В эти битвы он бросает батраков и зависимых от него крестьян, наемных убийц и даже членов собственной семьи… Словом, это Монтекки и Капулетти сахара!
Что остается от этих нравов сегодня? Массовый обычай носить оружие даже в городах. А главное, во внутренних районах страны фазендейро и сегодня диктатор абсолютный и свирепый. Заседания муниципальных советов, внезапно переходящие в сражения с применением огнестрельного оружия, и теперь обычное явление в наиболее отсталых штатах побережья и северо-востока. В штате Ресифи наймиты фазендейро убивают каждого, кто выразит хоть малейший протест против хозяина. Молодая женщина рассказала мне в Рио, что ее дядя, крупный землевладелец в штате Ресифи, забивал насмерть нищих, собиравших в его саду падалицу, которая все равно бесполезно сгнивает на земле. Этот же дядя-садист, чтобы избавиться от своей собаки, которая ему разонравилась, облил ее бензином и сжег живьем…
И само собой, полигамия среди бразильских королей земли сохраняется сегодня почти в тех же (если не в более «развитых») формах, что и в XVII столетии…
Сахарный тростник призвал в Бразилию черных невольников. Сахар и негры породили на бразильском северо-востоке латифундистов.
Европа требовала сахара, и Португалия определяла на него цены. Первые негры и первый сахар распалили аппетиты. Рост потребностей в сахаре вызывал рост потребностей в невольниках и земле. Умножались африканские караваны, расширялись латифундисты. Они запретили возделывать все, кроме сахарного тростника.
Последствия этого запрещения чувствуются и по сегодня. Монокультура оттеснила скотоводство в сертаны, как если бы речь шла о проклятых животных. Она оттеснила также леса… Отсюда четыре столетия голода. Постоянный недостаток мяса, молока, сыра, овощей, фруктов, то и дело повторяющиеся катастрофические нехватки таких основных продуктов питания, как мука и маниок. Страна все время импортирует из Португалии жиры, сыр, сливочное масло (в каком состоянии оно прибывает в Бразилию после трехмесячной транспортировки?), сало, вяленое мясо, кожу и даже… шкуры. Стада, видите ли, убавили бы площади под сахарным тростником!
Епископ Тукуман, путешествовавший по Бразилии в конце XVII века, отмечал: «Я послал здесь человека купить мне курицу, четыре яйца и одну рыбину. Но человек ничего не принес, потому что во всей округе не только этих, но и каких-либо других продуктов питания не было».
Голодание страны из-за нехватки продуктов приняло такие размеры, что власти вынуждены были принимать меры к организации посева других помимо сахарного тростника культур. Так, в 1788 году губернатор Баии издал распоряжение, что каждый землевладелец при получении нового участка земли обязан обеспечить посадку маниока из расчета по тысяче футов на каждого имеющегося невольника. В Ресифи граф Нассау пытался декретировать подобную же меру. В случае если голод опустошал плантации не совсем, рабы были обречены довольствоваться крошечными порциями маниока и риса. Хозяин же и его близкие питались продуктами, привозимыми из Португалии. Их питание было сносным, однако слишком однообразным. Все для сахарного тростника! Все для Европы! Все для экспорта!
В конце XVII века вся зона сахарного тростника в Пернамбуку, около Ресифи, принадлежала восьми или десяти сеньорам. Кроме тростника, они не позволяли возделывать ничего. И жизнь их семей была такова, что их жены меняли свои драгоценности на муку и пшеницу. В 1908 году Эдуардо де Магальяэс писал: «Многие из нас никогда не кушали салата, зеленого горошка и ели только мясо с хлебом или мукой».