Отравление, интоксикация — привычное дело здесь, поэтому все необходимое под рукой. Узинейро дает мне таблетки, за кем-то посылает, приходит человек и втыкает мне в руку шприц. Что я такого мог съесть вчера? Креветки! Если вам доведется попасть в Ресифи, не вздумайте есть креветок! И свинину тоже. Ни в коем разе не ешьте местной свинины! Хотя что сейчас искать. Печень разрывает боль, кишечник и желудок тоже.
Вытягиваюсь на террасной скамейке и проваливаюсь в забытье, просыпаясь при каждом приступе. Сквозь мрак до сознания доносится рокочущий бас. Невнятно разбираю что-то о демонстрациях в Ресифи, о каком-то пасторе, крестьянских лигах. Но нет сил открыть глаза и повернуть голову. Меня больше ничего не касается, внутренности обрываются, голова откидывается назад.
Через четыре часа я вновь беру в руки блокнот и вперемежку с вопросами и ответами вытягиваю литра два горько-соленой микстуры. Пить, пить, иначе полное обезвоживание и больница.
— Почему так низка производительность?
— Никто не желает вкладывать сюда ни гроша, и так тянется веками. Земля беднеет все больше и больше. К тому же никакой механизации, все вручную, как при феодализме. Отсюда земля родит не только в два раза меньше, чем в Сан-Паулу, но и тонна сахару обходится на 1200 крузейро дороже. До тех пор пока так будет продолжаться, нас будут бить по всем статьям. Здесь все нуждается в переделке. Они сажают какой придется тростник, без селекции, на авось. Он созревает на всех плантациях в одно время, заводы забиты, масса потерь. Лавина сходит, и заводы крутятся вхолостую. Все делается вопреки здравому смыслу. Настоящее средневековье: сеньоры вместо деловых людей. Они не дают издольщикам даже минимума зарплаты, выезжают только за счет контрабанды сахара и спирта да на барракане. Вместо того чтобы заняться делом, занимаются… махинациями. Нанимают себе капангас, фанфаронят. А крестьянские лиги бунтуют, захватывают земли. Два дня назад звоню председателю союза узинейро, убедительно прошу: «Дело срочное, защитите нас!» А он мне велит передать: «Я кушаю, пусть позвонит позднее». И так во всем. У нас есть свой кооператив владельцев, продаем сахар, получаем деньги. Когда на рынке сахара не хватает, многие из кооператива выходят, продают сами; когда становится туго, возвращаются, крадут друг у друга рубщиков. Это все, на что они способны.
Ничто не изменилось с тех пор, как Жильберто Фрейри писал:
«Когда наступали трудные времена, сахарные аристократы портили сахар, подмешивая в него землю и песок; другие воровали негров или контрабандой вывозили их из Африки. К подобным беззакониям известна привязанность и нынешних знатных семейств аристократов сахарного северо-востока, в том числе потомков древнейших коренных дворянских фамилий».
— К чему это может, по-вашему, привести?
— Многие владельцы исчезнут. Это неотвратимо. В том числе и узинейро. Они не желают ни уезжать отсюда, ни что-либо делать. Крестьянские лиги расшатывают собственность. Жулиан, наш депутат, говорит, что хочет улучшить положение, а на деле хочет все поломать. Его программа — это Куба. Он молится на Кастро. Другие крестьянские лидеры — большие реалисты, патер Мельо например. У него сейчас хорошие позиции. Кстати, он был здесь, когда вы спали. Но Жулиан![53] Это вылитый Ласерда, губернатор Рио, только с другого полюса: два неизбежных зла — они уравновешивают друга друга.
Насколько сильно политическое брожение распирает сахарную зону, можно судить по тому, что многие священники, обвиняемые в левизне и даже в коммунизме, возглавили крестьянские лиги, батрацкие профсоюзы. Они организуют демонстрации, забастовки, требуют и добиваются увеличения зарплаты. Ураган возмущения проносится над сахаром. В 175 километрах от Ресифи, на краю полигона, успешно ведет борьбу патер Гоувеа — побочный сын сахарного магната: на последних выборах впервые за всю историю там не прошел кандидат хозяина, который роздал немало денег, а крестьяне накупили себе на них японских сандалий и шариковых ручек, но выбрали своего кандидата. Что вы об этом скажете?
Сейчас на сахарных землях главенствуют три основных течения: священники, Жулиан и коммунисты. Зачастую священники стихийно объединяются с коммунистами, как, например, в Палмаресе, где крестьянская лига насчитывает 35 тысяч членов: там заправляют двое — Грегорио Везера, бывший депутатом федерального парламента до запрещения его партии, и патер Эдгар Ка-рисио. Увеличение на 80 процентов числа членов союза наглядно показывает плоды такого действенного содружества.
53
** Франсиско Жулиан в то время являлся одним из популярнейших крестьянских лидеров Бразилии. После переворота долгое время сидел в тюрьме, лишен политических прав на десять лет.