Закрадывается беспокойство от собственного бессилия.
Если бы бог низвергнул сюда из рая Адама и Еву, они бы исчезли, растворившись в Амазонии.
Однако в XVII веке среди этих первобытных декораций обитало 2 миллиона индейцев. Переселенцы из Полинезии, Австралии и из Сибири — через Берингов пролив, они знали железо, освоили гончарное мастерство, выделывали блюда, достойные Валлори, и пироги не хуже, чем в Сен-Тропезе; задолго до Пастера они прививали себе вакцину против укусов змей, слегка царапая тело отравленным наконечником; делали кресла в форме панциря черепахи; охотились из сарбаканов, сея на далеком расстоянии смерть наконечниками с кураре; плели циновки такой прочнейшей окраски, что цвета живы по сию пору даже на таком солнце; сажали маниоку, сладкий картофель, помидоры, красный перец и табак; сдабривали свой стол маслом бабассу, которое добавляют сейчас в маргарин; жевали кору хинного дерева, чтобы уберечься от малярии, и кору ивы от головной боли — из содержащегося в ней салицилата европейцы впоследствии стали делать аспирин; закапывали своих мертвецов в погребальных урнах; ходили в каучуковых сандалиях и обмазывали каучуком-сырцом свои пироги, делая их водонепроницаемыми; совершали три раза в день омовения из похвальных соображений чистоты и священной неприязни к запаху пота; согревались жирниками с маслом от холодов на высоких плато; употребляли корень мандреке против рака; но… но не знали огнестрельного оружия.
Педру Тейшейра с флотилией в 70 судов и 1200 человек начал истребление; до него по берегам жило густое население.
Главный лоцман экспедиции писал: «Индейцев здесь такое множество, что пущенная вверх стрела падает не наземь, а непременно на голову кому-нибудь».
Два столетия прошли под девизом «Уничтожайте индейцев».
Лишь в конце XIX века с приходом генерала Рондона натянутые отношения чуточку улучшились. Прокладывая через Амазонию телеграфную линию, оригинальный генерал отдал приказ «скорее дать убить себя, чем убивать самому». Плоды зрели медленно, но верно, хотя в период каучуковой авантюры вновь на какое-то время возобновилась охота на людей. Служба защиты индейского населения идет сегодня по стопам Рондона, стараясь мягким обращением и защищая от фазендейро завоевать доверие последних строптивцев с Мату Гроссу, Токантинса и верховьев Рио-Негро. Сейчас в Бразилии осталось лишь 200 тысяч индейцев.
Уничтожение их было первым историческим несчастьем Амазонии. Кто, кроме тех, кому удалось приспособиться и обжиться в зеленом аду, мог поделиться опытом с пришельцами? Обреченные на смерть и муки, на преследования и рабство, они замыкались в молчании в самых недоступных районах. Поэтому лишь сегодня вдруг обнаруживается прекрасное действие кураре для лечения полиомиелита.
Единственное, в чем ощущается индейское наследие,~-это возможность для миллионера из Рио похвастаться тем, что в жилах у него течет капля индейской крови… даже если и вранье, это считается верхом аристократического шика!
Умирая, индейцы похоронили расизм.
Прямо по курсу — Сантарен! Садимся. Жалкая горсточка крыш, затонувших в зеленом ковре, будто кучка спичечных коробков в поле люцерны, радует сердце. Мы проделали уже половину пути Белен — Манаус, и воздух здесь посуше, влажная Атлантика осталась в 800 километрах за спиной.
Однако и здесь чувствуются приливы, а океанские твари — акулы, рыба-пила, касатки — вольготно себя чувствуют в этих водах, сталкивающихся с морским приливом. Три-четыре гигантских волны по четыре-пять метров высотой на скорости 75 километров в час с ревом проносятся по поверхности Амазонки, вздымая на своей спине древесные стволы и сметая все на пути. За десять километров слышен этот грохот водяной ярости.
Дикий, тревожный пейзаж становится совсем нереальным. Голубой Тапажос сливается здесь с коричневой Амазонкой, и оба потока текут несколько километров рядом, не смешиваясь, — фантастика, на которую не решится ни один пейзажист.
Небо покрывается пепельно-серыми облаками, и самолет мечется между зеленой далью, рекой-морем, ставшей теперь шириной с Женевское озеро, и тучами в траурных одеяниях. Стюард советует пристегнуть пояса…
Разрыв в небе — и вновь солнце, и Амазонка уже почти розовая, сдавленная вдруг на двух километрах, так что с нашей высоты видно, до чего она неукротима здесь и опасна.
Наблюдаю за небом. Забавные облака — два гриба, сросшихся ножками, — движутся к нам, а мы к ним. Самолет кивает каждому носом, выпрямляется, взбрыкивает, срывается на несколько метров и идет дальше. Половина пассажиров зарылись лицами в бумажные пакетики, остальные стиснули зубы, выкатив глаза.