— Должно прежде установить вину преступника, а после осудить по закону.
С лица Нельсона давно исчезла любезная улыбка.
Влажно идущий из столетий Туман Британии — обман: Есть сухость глаз и сухость речи, И сухость суть англичан Великолепье фарисейства И лицемерье бритых лиц…
— Мятежники были судимы24 , — бесстрастно парировал Нельсон.
— Мои офицеры донесли мне обратное, — спокойно возразил Ушаков. — Без суда было пролито немало крови невинных. Кроме того, — неторопливо продолжал Ушаков, — были порваны капитуляции и учинено кровопролитие над пленными офицерами и низшими
чинами.
— Капитуляции оказались недействительными, — пытался оправдаться англичанин.
— Под ними стояли подписи моего офицера, кардинала Руффо и вашего офицера.
— Капитуляции могло подписать, — Нельсон на мгновение запнулся, стремясь отвести этот острый укол, — только лицо, уполномоченное его величеством королем Англии. — Английский флагман стремился выйти сухим из воды.
Вне непреложностей законов, Вне непреклонности весов Неписаный и невесомый Есть кодекс чести моряков25 .
Русский флагман оставался верен своим убеждениям:
— Каково тогда изъяснить бесчинства над беззащитными пленными и моряков британских?
Нельсон скривил губы в ухмылке:
— Французы посягнули на своего монарха и святое право собственности. Флот его величества короля Англии живет по своим законам.
Ушаков нахмурился:
— Устав Морского флота российского гласит: «Ни кто да не дерзнет убить пленных, которым уже пощада обещана».
Нельсон выпятил губы. Неприятный разговор слишком затянулся.
— Бумага все терпит, ваше превосходительство, жизнь намного сложнее.
Аргументы русского флагмана лишь подчеркивали его превосходство в затянувшейся полемике:
— На островах Ионических пленено российским флотом пять тыщ французов. Все они, за исключением плененных эскадрою турецкой, отправлены в свои места.
Чтобы хоть как-нибудь поддержать английского адмирала, министр Актон примирительно заметил:
— Мне кажется, порядки английского флота приняты во многих европейских странах…
Встреча на этом закончилась, и гости вскоре откланялись.
Ушаков встречался с Нельсоном еще не раз, но такого накала страстей беседы уже не достигали. Они виделись во время деловых визитов к министрам короля и на официальных приемах. Окончательно согласились, что русско-турецкая эскадра уйдет в Неаполь, восстановит там порядок и десант моряков двинется в Рим, чтобы помочь королевским войскам освободить город от французов. Во избежание осложнений Ушаков заручился у Фердинанда доверенностью на право занятия Рима и его морского порта — Чивита-Веккии.
24 августа Федор Федорович встречался с Нельсоном последний раз, на балу во дворце принца Самбуку, где присутствовала вся королевская фамилия.
Мусин-Пушкин и Италинский не отходили от Ушакова и Карцова. Под сводами зала гремела музыка, гости танцевали парами, но внимание избалованной бездельем и пиршествами придворной знати привлекали русские моряки, и особенно русский флагман. Безупречная осанка, величавость и вместе с тем простота и непосредственность выгодно отличали Ушакова, как и Петра Карцова, от окружающих. Уильям Гамильтон познакомил их со своей супругой.
За креслом Эммы расположился Нельсон, с лица которого не сходила улыбка. Без тени смущения он то и дело наклонялся к ней и переговаривался со своей примадонной. Помахивая веером, Эмма, в свою очередь, перешептывалась с сидевшей рядом Каролиной. Наверняка занимались они и пересудами о русском «медведе», как не раз с иронией называл русского адмирала Горацио.
Но и русские гости не оставались безучастными зрителями и нет-нет да обменивались репликами.
— А ведаешь, Петр Кондратьич, какая персона вдруг мне пришла на память? — посматривая в сторону Гамильтон, проговорил Ушаков.
Карцов вместо ответа недоуменно улыбнулся, шевельнув плечами.
— Годков два десятка тому назад в Петербурге выставлялась напоказ краля аглицкая, дюкеса, припоминаешь?
— Как же, — оживился Карцов, — в Кронштадте только и разговоры ходили про похождения сей ветреницы.
— Так вот и нынче, гляжу я на сию леди Гамильтон, точь-в-точь та вертихвостка. Даром, что тож англичанка…
Когда гости начали разъезжаться, Ушаков и Нельсон распрощались довольно вежливо, но с прохладцей. Нельсон желал успеха русским морякам в походе на Рим. Федор Федорович любезно благодарил. Он и не предполагал, какие каверзы строят ему англичане. В Неаполь спустя неделю русская эскадра отплыла без турецких партнеров.
Накануне выхода эскадр, 31 августа, на берегу, в Палермо, завязалось кровавое побоище между турецкими матросами, которые грабили местных жителей, и горожанами. Десятки людей погибли в поножовщине. Турецкие матросы взбунтовались, их поддержали офицеры. Поход ни тем ни другим не приносил привычного дохода, и экипажи, несмотря на уговоры Ушакова, наотрез отказались участвовать в войне. 1 сентября турецкая эскадра ушла в Константинополь.
На рейде Неаполя командир отряда английских кораблей коммодор Троубридж плотно прикрыл дверь и приказал никого не впускать.
Только что он получил долгожданную почту из Палермо от Нельсона. Секретный пакет доставил лейтенант, который передал на словах, что не сегодня-завтра в Неаполе должна объявиться русская эскадра, а турецкие корабли ушли домой.
Англичанин вскрыл пакет. В нем оказалось два письма Нельсона. По мере чтения самодовольная улыбка расплывалась на лице коммодора. Прочитав письма, он сказал лейтенанту, что приказ адмирала понят отлично и принят к исполнению.
Троубридж вызвал командира корабля и приказал послать на берег двух офицеров, немедленно собрать всю команду. На остальные корабли так же вернуть всех матросов с берега. Необходимо на всякий случай проверить кабаки и притоны. Завтра здесь могут оказаться русские, они не должны встретить на берегу ни одного английского матроса и солдата. Самое главное — изготовить корабли к походу. Как только прибудут русские, сразу же в тот же день уйти в Чивита-Век-кию. План Нельсона был прост, но коварен.
Рим обороняли 2500 отборных французских солдат и офицеров во главе с генералом Гарнье. Они надежно обороняли город, неаполитанцы и австрийцы бежали, разбитые в пух и прах. Но Гарнье знал, что Суворов наголову разгромил на севере генерала Макдональда, а совсем недавно — храброго Жубера. А Бриндизи, Манфредония, Неаполь взяты штурмом десантом адмирала Ушакова, Анкона и Генуя блокированы русскими кораблями. Последними обстоятельствами и воспользовался Нельсон.
Через Троубриджа при содействии кардинала Руф-фо вступил в тайные переговоры с Гарнье. Вот-вот русские, мол, захватив Неаполь, двинутся на Рим, и тогда французам несдобровать.
Англичане предлагали почетные условия — французы сдают Рим англичанам и со знаменами, оружием и всем имуществом беспрепятственно пропускаются через Чивита-Веккию на транспорты и отправляются домой.
Нельсон жаждал быть первым хотя бы в Риме, не важно какой ценой. За счет русских, конечно. И главное, боевой отряд французов укреплял гарнизон Генуи, куда слишком быстро приближался фельдмаршал Суворов.
7 сентября русская эскадра вошла в Неаполитанский залив. Первым прибыл с визитом к русскому флагману коммодор Троубридж. После привычных приветствий и любезностей, объяснив обстановку в Неаполе, коммодор попытался откланяться.
— Каков план действий господина коммодора против французов? — Ушакову не внушали доверия и слишком скоропалительный визит, и явно нервозное поведение англичан.
— Я имею цель идти на север, — коммодор несколько медлил, он был не совсем готов к ответу, — в акваторию Чивита-Веккия, там крейсируют два моих фрегата.
— Как долго и где будете продолжать плавание? — спросил Ушаков.
— В Палермо, сэр.
Ушаков в упор смотрел в бегающие глаза коммодора, сказал: