Иван Чернышев оказался способным учеником, не праздным юношей. Все свободное время использовал для познания разных наук, иноземных языков.
Брат Петр шагал по дипломатической лестнице. Не отставал от него и Иван Григорьевич. Дания, Берлин, Лондон. Всюду учится Иван у старшего брата «дипломатическому служению».
В Великобритании увлекается он морским делом.
На Британские острова Иван Чернышев прибыл в то время, когда разгорелось соперничество Англии и Франции на просторах Атлантики. У берегов Северной Америки англичане владели широкой полосой восточного побережья до Гудзонова пролива. Французы оказались скромнее — Канада, Луизиана, залив Святого Лаврентия. Начались схватки за рынки и источники сырья. Борьба шла на суше и на море. С интересом вчитывался юный Иван в газетные сообщения о начинающейся борьбе соперников на море и географических открытиях британцев. Всерьез занялся наукой о кораблестроении, вникал в английскую систему подготовки моряков, присматривался к деятельности лордов и адмиралов Адмиралтейства. Романтика моря понемногу завлекает русского вельможу.
Елизавета благоволила вернувшемуся на Родину молодому графу. Почтила в Москве своим присутствием свадьбу Ивана Чернышева, пригласила на обед молодоженов. Вскоре Чернышева пожаловали чином камер-юнкера, а затем камергера.
Между тем не ладились отношения с любвеобильной супругой принцессой Ангальт-Цербстской у наследника. Только через пять лет, после романа Екатерины с камер-юнкером, князем Сергеем Салтыковым, появился на свет сын Павел. Елизавета назначила к нему «приходящим воспитателем» камергера Ивана Чернышева.
Младший брат неплохо начал карьеру при дворе, а старший, генерал Захар Чернышев, проявил незаурядные способности в начавшейся Семилетней войне.
К тому времени война за новые земли для короля Пруссии Фридриха II, авантюрного, смелого и талантливого полководца, стала необходимостью. Пруссия имела 200 тысяч хорошо обученного войска, склады ломились от запасов оружия. Россию король Пруссии считал слабым противником, и для успеха в войне, кроме прочего, он имел скрытые козыри. Наследник русского престола голштинец Петр Федорович преклонялся перед ним, с его женой король имел тайную переписку, в русской армии у него был платный агент, генерал Тотлебен, а одним из полков Фридриха II командовал перебежчик Манштейн… Все они сообщали о подорванном здоровье Елизаветы, ярой противницы Фридриха. И не только сообщали, но и строили планы. Жена наследника тоже не дремала.
Екатерина Алексеевна знала, как действовать, и откровенничала со своим любовником, английским послом Чарлзом Вильямсом. «Когда я получу известие о агонии, через верного человека извещу преданных офицеров, и они должны привести 250 солдат. Они будут принимать повеления только от великого князя и от меня, я направлюсь в комнату умирающей и велю присягнуть мне». Сэр Вильяме незамедлил передать Екатерине 10 тысяч фунтов стерлингов, английские купцы выгодно торговали с Россией…
Но и на этот раз в августе 1756 года Елизавета оправилась, и вскоре она собрала высших сановников. А Екатерина вылила свою досаду в письме к тому же Вильямсу: «Ох, эта колода! Она просто выводит нас из терпения! Умерла бы она скорее!»
В только что отстроенном левом крыле Зимнего дворца состоялось совещание «Конференции высочайшего двора». Далекая от дел большой политики, Ели-завета, обладая врожденной интуицией, видимо, унаследовала толику недюжинного отцовского таланта. По крайней мере, это помогало ей в делах государственных не совершать больших оплошностей. И в то же время, следуя традициям отца, для решения важнейших проблем Российской империи она созвала в прошлом году «Конференцию», куда вошли оба канцлера, наследник престола, братья Шуваловы, брат канцлера Михаил Бестужев, фельдмаршал Апраксин, Трубецкой и Бутурлин.
Заседание «Конференции» открыл первый канцлер Алексей Бестужев:
— Доносят друзья наши из иных стран: король Фридерик, завладев Польшей и Австрией, намерен выступить и наступать в земли российские. Для того в союзники взялся с Англией. Однако и наши приверженцы не слабы, известно нам. Неразумно более ждать, пока огонь избы соседней и нашу избу спалит.
Бестужев остановился, глядя на императрицу, та кивнула согласно.
— Высокой конференции предлагается именем государыни нашей повелеть фельдмаршалу Апраксину вступить в Пруссию.
Петр Федорович вскочил с искаженным лицом, но, увидев, как покрасневшая Елизавета властно махнула ему рукой, обмяк и опустился в кресло.
Императрица, обмахнувшись веером, отпила воды из стоявшего перед ней стакана, голубым батистовым платком вытерла полные губы.
— Дополнительно речи держать, господа конференция, — Елизавета, глядя на разомлевших от жары сановников, кивнула Петру Шувалову.
— Немало земель, ваше величество, исконных русских, кои под властью иноземной стоят. Слава Богу, отец наш благодетель не дал Россиюшке забветь. А ныне лее Пруссия на земли те наши покушается, а сама-то? Немчуры проклятой, — великий князь, смертельно бледный, совершенно сник, но чувствовалось, внутри у него все клокочет, — на тех землях в помине не было, славяне обитали там и далее на запад…
Довольная Елизавета повеселела, остановилась, посмотрев в упор на Петра Федоровича, обвела всех взглядом и подытожила:
— Стало быть, господа конференция, согласие полное. Ну, а твоя, племянничек, приохотность к Фридерику нам и без того ведома, потому не в зачет.
Одобренный царский манифест гласил:
«…Король прусский приписывал миролюбивые наши склонности недостатку у нас в матросах и рекрутах. Вдруг захватил наследные его величества короля польского земли и со всей суровостью войны напал на земли Римской императрицы-королевы.
При таком состоянии дел не токмо целость верных наших союзников, свято от нашего слова, и сопряженные с тем честь и достоинство, но и безопасность собственной нашей империи требовала не отлагать действительную нашу против сего нападателя помощь».
Кампания 1757 года началась с неудачи.
У деревни Гросс-Егерсдорф пруссаки неожиданно атаковали армию Апраксина, и, потеряв половину людей, русские полки дрогнули и начали отступать.
Положение спасли резервные полки генерала Петра Румянцева. Румянцев без приказа стремительной штыковой атакой напал на пруссаков из леса, обратил неприятеля в бегство, и русские одержали победу.
Но далее Апраксин повел себя странно: не преследовал отступающих немцев, а приказал армии отходить. Как выяснилось, он получил письмо от Бестужева и Екатерины о том, что императрица вновь слегла и, видимо, не встанет. «На смену ей придет голштинец, жди беды», — размышлял трусливый от природы Апраксин. Но Елизавета оправилась, Апраксина вызвали в столицу, арестовали и предали суду. Его место занял генерал Фер-мор, англичанин, весьма недолюбливающий Румянцева. Фермор так же действовал в духе Апраксина, и после сражения у Цорндорфа его заменил энергичный генерал Петр Салтыков. В кампанию 1759 года в сражении у Ку-несдорфа русская армия наголову разгромила пруссаков. И в этой схватке решающую роль сыграл генерал-майор Петр Румянцев, его полки, его личная отвага в бою.
Балтийский флот в первых двух кампаниях войны успешно подпирал фланги русской армии при продвижении ее в глубь Пруссии, а затем и Померании. Снабжение армии шло морским путем, и малейшая задержка приводила к неудаче. В жестокие осенние штормы 1758 года погибло 11 транспортов с вооружением и продовольствием, и наши войска потому сняли осаду сильной крепости Кольберг. В том же году русская эскадра заняла позиции вблизи Копенгагена, чтобы воспрепятствовать прорыву в Балтийское море флота Англии, союзников Пруссии.
В 1760 году был предпринят дерзкий рейд русской армии под командованием генерала Захара Чернышева, который закончился успешным штурмом Берлина.