Минувшим летом из Петербурга выехали в Европу братья Орловы, Алексей и Федор. Алексей прошлой зимой чуть было не отдал Богу душу и теперь решил подправить здоровье в Карлсбаде и других курортных местах, а Федор его сопровождал. Русским послам в Европе была направлена официальная нота, что граф Алексей Орлов «для поправки здоровья, по совету врачей, отправляется в чужие края к минеральным водам и уже выехал на пути в Германию». Братья путешествовали инкогнито под фамилией Острововых. Послам предписывалось тщательно оберегать инкогнито Орловых, «чтобы не подать повода бесполезным замечаниям о их путешествии».
Перед отъездом по приказу Екатерины пожаловали Алексею Орлову орден Андрея Первозванного и 200 тысяч рублей «на дорожные расходы»… После Карл-сбада братья заехали в Вену и узнали от русского посла об аресте Обрескова.
— Стало быть, война, — хмыкнул сразу Алексей и поспешил с братом не обратно в Россию, а на берега Адриатики, в Пизу. Так было заранее обговорено в Петербурге.
Двери его дома в Пизе, столице государства Тосканского, всегда оставались открытыми для гостей из греческих колоний в Венеции и Триеста, с островов Архипелага и Черногории.
Вскоре он делился замыслами с братом Григорием: «Я здесь нашел много людей единоверных, которые желают быть под командой нашей и служить в теперешнем деле против турок. Надобно внутри их зажечь сильный огонь и замешательство делать, как в привозе провианта, так и армию разделить».
Письмо было длинное, Алексей размахнулся: «И если ехать, так уж ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых… Выступайте с одного конца, а я бы с другого зачал».
Читая письмо брата, Григорий одобрительно ухмылялся: «Братец-то мыслит по-моему».
Однако задумки графа Григория явно не одобрял Никита Панин. «Какая-такая экспедиция морская, судов-то нет порядочных, до Ревеля доплыть, авантюра сплошная».
Первое заседание Совета приняло вполне определенные рекомендации по части ведения войны на суше…
Порешили наконец: военные действия вести только наступательные. Для этого образовали три армии. Первую поручили генерал-аншефу Голицыну, вторую, вспомогательную, генерал-аншефу Румянцеву. Вскоре после Кольберга Румянцев подал в отставку «по болезни», но через три года его назначили генерал-губернатором Украины. Теперь его опять призывали в строй.
Окончательный план войны в кампании 1769 года Совет утвердил через два дня. Предусматривалось атаковать турок на суше двумя фронтами при поддержке флота, который еще предстояло создавать заново на Азовском и Черном морях.
Наступление сухопутных войск с севера должны поддержать морские силы из Средиземного моря.
Об этом на Совете опять напомнил Григорий Орлов, с воодушевлением читавший свою записку.
Довольно спокойная прежде Екатерина оживилась, видимо, идея фаворита увлекла ее не на шутку. Она подалась вперед, вслушиваясь в звучный голос Григория, лицо ее прониклось явной симпатией, в глазах искрилось нескрываемое любопытство.
Предложение Григория она полностью одобрила и «соблаговолила объявить свое соизволение об учреждении морской экспедиции, которая должна, сочинив план, его в действо производить».
Затевалось необычное прежде событие для державы, дремавшей на огромном континенте, омываемом двумя океанами, отправить свои морские армады нехожеными фарватерами на Запад, вокруг Европы.
Конечно, люди, принимавшие такие решения, видели раньше белеющие в дымке паруса на Кронштадтском рейде; читали «всеподданнейшие» донесения Ад-миралтейств-коллегии, где утаивались многие больные места флота; слушали иногда доклады адмиралов, зачастую трепетавших перед императрицей; изредка, в ясную погоду, ступали на палубы прогулочных яхт, но никто из них не испытывал на корабле ощущения опасности при схватке один на один с бушующим морем, когда риск смертельного исхода становится обыденным явлением и о нем попросту не думают труженики моря за все время плавания.
Поэтому-то ни императрица, ни ее фаворит не представляли и толику того непомерного ратного и человеческого труда, который предстояло выполнить морякам, чтобы воплотить в жизнь задуманное мероприятие.
Мордвинов действовал расторопно. Не прошло и недели, коллегия приняла к исполнению план войны для флота. Первым делом предстояло создать флот на юге России. В Тавров, село на берегу Дона, где еще Петр I строил корабли, выехал главный строитель кораблей генерал-кригс-комиссар Селиванов для заготовки нужного леса и других материалов.
Накануне, направляясь на заседание Адмиралтейств-коллегий, Спиридов повстречал Сенявина.
— Алексей Наумыч, как раз, сколь времен… — Они дружески обнялись. Сенявин сообщил, что решено возрождать флот, вначале на Азовском, а далее на Черном море. Для того образуется экспедиция Донская, и государыня соизволила предложить ему возглавить это предприятие. Надо было определить — где строить и что строить… На заседании коллегии докладывал Мордвинов:
— …Во исполнение воли ее величества и Совета надлежит немедля отправить для приготовления всего потребного к строению судов… Примыслить надобно род сих вооруженных судов, коими бы против тамошних турецких судов с пользою действовать могли.
Он объявил указ императрицы, который гласил, что новоизобретенные суда строить возложено на вице-адмирала Спиридова и контр-адмирала Сенявина, «ибо первый в нужных местах сам был, а второму действовать».
День и ночь над проектом судов сидели два друга, адмирала. Спустя месяц Адмиралтейств-коллегия утвердила к постройке на Дону четыре проекта кораблей для будущей Азовской флотилии.
После рождественских праздников Сенявин отправился на Дон. Тепло попрощались старые друзья, не ведая о том, что судьба не скоро сведет их вместе…
Накануне отъезда Сенявина пригласила императрица и долго с ним беседовала. Спрашивала о здоровье, интересовалась его прошлой службой, вспоминала об отце. Хотела знать, какие суда будут строить для создаваемой Азовской флотилии.
— Мы вкупе с вице-адмиралом Спиридовым, ваше величество, раскумекали «новоманерные» суда. Во-первых, о шестнадцати пушках, осадкой девять футов, наподобие наших фрегатов морских. Затем о четырнадцати пушках. А для мелководья с осадкой четыре фута, с плоским дном, прамы восьмипушечные, с двумя гаубицами. — Не скупился на подробности Сенявин.
В Адмиралтейств-коллегий он выбрал флагмана, капитана 1-го ранга Пущина, не задерживаясь, по зимнему тракту тут же поспешил в Москву.
Надлежало обговорить с губернатором многое, а главное, о мастеровых людях для верфи на Дону. Там их кот наплакал. Верфи стояли в запустении с петровских времен. Из Москвы путь лежал к Воронежу. Здесь при Петре I сооружали даже 56-пушечные корабли, знаменитую «Предистинацию». С появлением в Воронеже Алексея Сенявина со всех сторон потянулись купцы, торговые люди, целовальники. Раз будет работа, потребны станут люди, которых поить, кормить надобно, хмельного сразу запросят.
Верфи и корабли без леса, железа, гвоздей, канатов, пеньки, полотна не сподобишь. На всем товаре и навар будет. Кроме Воронежа, вниз по Дону, на притоке Хоп-ре, на старых верфях в Таврове, Павловске, Новом Хо-пре готовились места на стапелях, сооружать малые суда, прамы…
Уезжая из Петербурга, Сенявин настырно просил Чернышева определить на все строящиеся суда офицеров и матросов — служителей.
Граф Чернышев собирался отъехать в Лондон.
Екатерина II вдруг назначила его в Англию, чрезвычайным и полномочным послом, но от прежних должностей по морской части не освободила.
Перед убытием в Лондон главный командир Галерного флота представил рапорт в Адмиралтейств-колле-гию: «По присланному ко мне из оной коллегии сего месяца 3 числа под № 89 указу из Галерного флота по-веленное число служителей в команду господина контр-адмирала Сенявина, командированы, которые все сего же месяца 11 дня в команду его господина контр-адмирала явились, а кто именно, при сем представляю формулярный список».