Турки заметили приготовления на русской эскадре и начали спешно перетягивать суда якорными канатами ближе к берегу.
«Хотин» первым снялся с якоря. За ним, соблюдая интервалы, выстраивались кильватерной колонной десяток «новоманерных» кораблей.
«Пускай супостаты перетягиваются, мы развернемся на обратный курс, прижмем их к берегу и почнем крушить артиллерией», — размышляя, Сенявин скомандовал:
— Сигнал по линии: «Изготовиться к повороту последовательно, курс норд-ост».
Пока «Хотин» ворочал, небо в южной половине как-то сразу потемнело, заволокло тучами, то и дело набегали один за другим шквалы. Сверкнула молния, с раскатами грома упали первые капли дождя, который в считанные минуты скрыл все вокруг сплошной водяной завесой.
Мокрые паруса враз обмякли. Исполняя сигнал флагмана, корабли, теряя ход, медленно ворочали один за другим, опасаясь столкновения.
Спустя пару часов шквал и тучи унесло к северу» небо очистилось. Турецкая эскадра, видимо, не теряла время понапрасну. Поставив все паруса, она медленно двигалась на юг, под защиту крепостных батарей Керчи.
Сенявин явно огорчился упущенной возможностью схватиться с неприятелем.
— Так лелеял я испытать наши кораблики в пушечном бою, ан сорвалось.
Капитан Сухотин растянул губы в улыбке:
— Мы турка нынче пугнули, ваше превосходительство, да так славно, что капудан-паша показал нам корму без единого выстрела. Сенявин поневоле рассмеялся.
— Верно сказываешь. Отныне мы без особых усилий оседлали пролив в море Азовское. У султана, сколь я понял, полтора десятка многопушечных линейных кораблей, супротив нашего десятка малых фрегатов. А турка-то мы изгнали, отпишу-ка я о сем графу. «По сейчас могу уверить вашу светлость, что милостью божиею на Азовском море владычествует флаг всероссийской императрицы, с чем и имею в.с. поздравить».
Минуло десять дней, и турецкая эскадра покинула крымские берега, взяв курс на Босфор.
Первая встреча соперников на Черном море закончилась бескровно, ретирадой турок, которые явно не ожидали встретить русскую морскую силу на подходах к Азовскому морю. Об этом, не без сарказма, своими размышлениями Сенявин поделился с вице-президентом Адмиралтейств-коллегий. «Я думаю, что турки таких судов в Азовском море видеть не уповали; удивление их тем более больше быть может, что по известности им азовской и таганрогской глубины так великим судам быть нельзя и по справедливости сказать туркам можно, что флот сей пришел к ним не с моря, а с азовских высоких гор, удивятся они и больше, как увидят в Черном море фрегаты, почувствуют их силу».
Корпус Щербатова в первых числах июля без особых усилий занял обе крепости, Керчь и Еникале. Эскадра капудан-паши так и не отважилась высадить полки янычар в Крыму, для помощи крымскому хану. На следующий день эскадра Сенявина беспрепятственно вошла в Керченскую бухту на правах победителя, и корабли отдали якоря.
Сенявин сразу же съехал на берег и тщательно осмотрел крепостные сооружения. Отступая, татары разрушили все, что могли, заклепали и сбросили в ров все пушки.
Потому первой заботой адмирала стало восстановление боевой мощи крепости.
— Снять с наших корабликов дюжину пушек и поставить их взамен турецких.
Встретившись с генералом Щербатовым, адмирал пояснил:
— Отныне у крепости иные задачи: отстоять проливы от нападения турок с моря. Нашим корабликам сие одним не под силу. Надобна добрая подмога крепостной артиллерии. Пушки мне надобны дальнобойные. Щербатов развел руками.
— У меня, Алексей Наумыч, таковых пушек нет. Токмо легкие, полевые.
Сенявин огорченно хмыкнул.
— В таком разе немедля отпишу фельдмаршалу Долгорукому о нашей нужде.
Командующий второй армией Долгорукий без проволочек прислал семь тяжелых орудий. Сенявин сам выбрал место для установки новой батареи, а инженер, полковник Елгозин, оборудовал для нее добротную площадку. Керченская бухта стала важным местом базирования флотилии. Сенявин направил в Таганрог все транспорта и корабли для перевозки всех припасов. Перед флотилией, после свободного выхода в Черное море, открывались новые направления для операций на море.
— Акромя охраны пролива Керченского, ныне флотилия наша в ответе и у южного побережья крымского и Тамани. Подле Цемесса, я проведал, у турок пристанище в Казылташе. Аккурат в том месте Кубанское устье, — обговаривал вице-адмирал Сенявин с капитанами предстоящую кампанию. — Для тех целей потребны нам и новые кораблики. Нынче запрошу о том нашу Адмиралтейств-коллегию.
В Петербурге с пониманием отнеслись к доводам флагмана Азовской флотилии, и вскоре последовал указ. «Для усиления находящейся ныне в Крымском полуострове флотилии под командою вице-адмирала Сенявина и утверждения тем на Черном море нашей власти заблагорассудили мы повелеть, что там два линейных корабля построены были».
Прочитав указ, Сенявин усмехнулся:
— Гладко было на бумаге, где сии кораблики линейные сооружать? Верфей-то на море Азовском до сих пор нет?
Решено было по-прежнему строить новые корабли на Дону, вместо линкоров два 58-пушечных фрегата. Кроме того, Сенявин задумал переоборудовать «новоманерные» корабли, приспособив, насколько возможно, для плавания в Черном море.
С выходом в Черное море прибавилось забот у командиров кораблей. А между тем малярия не оставляла в покое экипажи и флагмана.
Хворали матросы и солдаты, лихоманка не щадила и офицеров. Весной уволился в отставку «за болезнею» бывший командир и сослуживец Федора Ушакова, капитан-лейтенант Иван Апраксин. Не повезло и последнему начальнику Федора, командиру фрегата, капитан-лейтенанту Иосифу Кузьмищеву. Почти месяц лихорадка трепала, пришлось отлеживаться на койке. Кораблем управлял лейтенант Федор Ушаков. Флагман эскадры, капитан 1-го ранга Сухотин, не раз ставил его, молодого офицера, в пример более опытным Командирам. Вице-президент Адмиралтейств-коллегии граф Чернышев, зная о недомоганиях Сенявина, Подбадривал флагмана Азовской флотилии.
«Я приватно, ваше превосходительство, имею честь сообщить, чтоб приложить всевозможное старание к скорейшей постройке оных, — напоминал граф Чернышев о заложенных на Донских верфях двух новых фрегатах, — и уверен, что ваше превосходительство ревностным своим распоряжением совершенно в том успеть соизволите…»
Выход русской эскадры в Черное море совпал с успешными действиями армии на суше. Еще в прошлую кампанию, наряду с разгромом турецкого флота при Чесме, русская армия под командованием генерала Румянцева наголову разбила 150-тысячную армию султана при Ларге и Кагуле.
В нынешнюю кампанию, 1771 года, войска второй армии успешно атаковали полчища крымских татар хана Селим-Гирея, прорвали укрепления у Перекопа и ворвались на крымские просторы. Одна за другой сдались крепости — Ак-Мечеть, Гезлев-Евпатория, и наконец после штурма капитулировала столица ханства Бахчисарай.
Стремясь не допустить высадки турецкого десанта на побережье, генерал Долгорукий направил войска на занятие приморских крепостей.
В летние месяцы русские полки овладели Балаклавой, Ялтой, Судаком, преодолевая незначительное сопротивление разрозненных татарских отрядов. На подступах к крепости Кафа — Феодосия войска Долгорукова встретили отчаянное сопротивление турецких янычар. Кафа был последним опорным пунктом султана на крымском побережье. После ожесточенных боев турки бежали, и Кафа перешла в руки русской армии. Одна из удобнейших бухт на южном побережье сразу стала местом базирования кораблей Азовской флотилии. Но после овладения приморскими крепостями на моряков возложили и оборону со стороны моря этих портов.
Как-то в разгар кампании Сенявин вызвал Сухотина:
— От генерала Долгорукова пришла депеша: у Ялты объявился турецкий отряд парусных кораблей. Возьми четыре корабля и крейсируй вдоль берега от Кафы до Балаклавы. Не ровен час, турки десант замыслят.