За минувшую зиму произошла смена верховной власти в Константинополе.
Скончавшегося султана Мустафу сменил хилый старец Абдул-Хамид. Не желал он начинать свое султанское правление неудачными действиями против Русских. В этом его горячо поддерживал новый визирь Мухсан-заде. Не надеясь на успех в схватке на Дунайском театре, он рассчитывал ударить русские войска в Крыму. Для этого был единственный путь: высадить Десант и поднять против русских крымских татар.
— Сколько можно бегать, подобно зайцам, нашим кораблям от неверных? — вопрошал визирь первого флагмана флота султана. — Соберитесь в единый кулак к Самсуна, изловчитесь подобно лисам, перехитрите гяуров. В Крыму ждут не дождутся наших янычар, чтобы изгнать Шагин-Гирея…
В конце мая турецкий флот в составе 5 линейных кораблей, 9 фрегатов, 26 шебек16 и галер и транспортных судов незаметно сосредоточился в Суджук-Кале и начал готовиться к прорыву в Азовское море.
Ранней весной, согласно предписанию, отряд Кин-сбергена приступил к крейсированию вдоль Южного берега Крыма. Отправляя в море отряд Чичагова, вице-адмирал Сенявин не посчитал лишним напомнить ему:
— Поимей в виду, Василий Иванович, турки после прошлогодних неудач остервенели, будут на рожон лезть. К тому же у них до сих пор намного более наших корабликов. Потому особливо в стычку не ввязывайся. Твоя цель генеральная — не пропустить супостата через Керченский пролив в Азовское море.
Три недели патрулировал Василий Чичагов от Кы-зыл-Таша в направлении к Абрау-Дюрсо. Присматривался к новому для него району плавания, посматривал на верхушки мачт, где на весеннем ветру трепетал вымпел младшего флагмана, то и дело вскидывал подзорную трубу, всматривался в горизонт. С непривычки яркое солнце слепило глаза контр-адмирала, привыкшего к хмурым небесам на Балтике.
В полдень 9 июня часовой матрос-наблюдатель, как называли их, марсовый, перегнувшись с площадки фор-марса, прокричал:
— Неприятельские паруса на зюйде!
Чичагов перевел подзорную трубу влево. Один за другим из далекого марева выплывали паруса трехмачтовых кораблей. Быстро прикинув, Чичагов понял, что перед ним эскадра более двух десятков вымпелов. Неприятель шел строем двух кильватерных колонн. На головных линейных кораблях турок развевались адмиральский и вице-адмиральский флаги.
Чичагов оглянулся за корму. В кильватер ему ровно держали строй три фрегата и два «новоманерных» корабля. Далеко, у горизонта, маячила гора Митридат, подле Керчи.
«Принимать бой смысла нет, — сразу смекнул Чичагов, — но и показывать корму не к лицу».
— Поднять сигнал, курс пять румбов вправо. Изготовиться к бою!
Контр-адмирал решил разойтись с турками на предельной дистанции. Когда головные корабли поравнялись, турецкий флагман первым открыл беспорядочный огонь. Ядра пенили воду далеко от бортов русских кораблей. Чичагов медлил, ответный огонь не открывал.
— Неча боевые припасы впустую тратить!
Когда строй достиг середины колонны турецкой эскадры, Чичагов распорядился произвести для острастки неприятеля несколько залпов. В это же время он заметил, что часть турецкой эскадры под адмиральским флагом устремилась к проливу.
Чичагов сразу разгадал замысел неприятеля — отрезать русский отряд от пролива.
— Поднять сигнал: «Поворот на обратный галс! Поставить все паруса!»
И на этот раз турки просчитались. Отряд Чичагова первым, уже в сумерках, подоспел к проливу и строем фронта, перегородив пролив, отдал якоря. Турецкий флагман не отважился лезть под огонь русских пушек в ночную темь и отвернул в море…
Чичагов ночью отправил нарочного с ботом в Таганрог, доложить Сенявину обстановку.
С рассветом турецкая эскадра сделала попытку прорваться в Азовское море. Но тактический прием русского адмирала оказался превосходным. Поперек пролива стояло на якорях пять русских кораблей, в пролив мог войти лишь один корабль турок, который встречал залп носовых бомбард русской эскадры. Долго маневрировал турецкий флагман перед входом в пролив у мыса Тузла, но в конце концов ретировался.
Спустя два дня подоспел из Таганрога Сенявин. Он похвалил сметку Чичагова, поднял свой флаг на фрегате «Первый», ожидая новой атаки неприятеля. Одновременно он послал на берег артиллериста.
— Поезжай к генералу Дельвигу и передай мое распоряжение передвинуть крепостные орудия ближе к нашей диспозиции, дабы своим огнем содействовать корабельным пушкам. Больно велико у турок орудий на эскадре супротив нашенских. Превосходят, почитай, многократно.
В утренней дымке 28 июня показалась вражеская эскадра. Медленно приближаясь, с дальней дистанции открыли первыми огонь турецкие корабли. Как и прежде, завеса всплесков поднялась за добрый десяток кабельтов до линии русской эскадры. Сенявин невозмутимо рассматривал в подзорную трубу приближающегося противника. Орудия русских кораблей не отвечали. Как и Чичагов, командующий Азовской флотилии бережно относился к расходу пороха и ядер. Знал, каких трудов стоило доставить их из России.
— Передать на бомбардиры, выдвинуться в первую линию. Остальным кораблям изготовиться к пальбе бомбами.
Прошло немного времени, передовые турецкие корабли сблизились на дистанцию действенного огня и, внезапно замедлив ход, приостановились.
Сенявин, не сдерживая улыбки, хлопнул подзорной трубой по ладони.
— Ну вот, басурмане, и попались! — вице-адмирал кивнул на топ-мачты, где едва шевелился вымпел. — Поднять сигнал: «Открыть огонь!»
Спустя минуту-другую на передние турецкие корабли обрушился шквал картечи, посыпались бомбы на обмякшие от безветрия паруса кораблей противника. Было видно, что там началась паника, спешно спускали шлюпки, заводили буксирные концы, разворачивали дымящиеся от пожаров корабли на курс ретирады…
Так бесславно закончилась последняя попытка турецкого флота в этой войне взять реванш на море у русских моряков.
Но пушечная канонада в Керченском проливе отозвалась эхом на побережье Крыма, у селения Судак. Пользуясь скованностью флотилии, еще одна турецкая эскадра высадила десант янычар неподалеку от Судака. Появление турок во главе с Хаджи-пашой всколыхнуло татарские деревни, где давно шныряли подстрекатели из Стамбула. Соединившись с янычарами, это войско двинулось вдоль побережья. Малочисленные, измотанные схватками с татарами гарнизоны отступали, почти не оказывая сопротивления. Хаджа-паша имел целью овладеть самой удобной бухтой на Южном берегу Крыма, Балаклавской. Там базировались русские корабли, надежно охраняя подступы к Крыму со стороны моря.
Собственно, на моряков только и надеялись окопавшиеся вокруг Балаклавы армейцы из корпуса генерала Долгорукого.
Отрядив часть экипажей на помощь малочисленному гарнизону, командиры кораблей, стоявших в бухте, привели в действие свою главную силу — мощь корабельной артиллерии. Огненная завеса опоясала подступы к траншеям оборонявшихся войск. Не ожидавшие отпора янычары надолго замешкались. Теперь каждая их атака захлебывалась под огнем корабельных пушек.
Среди корабельных артиллеристов выделялись канониры «Модона». Не зря школил своих пушкарей Фе-дор Ушаков прежде, а теперь денно и нощно управлял стрельбой своих подопечных. В эти дни получил бое-вую закалку в очередной схватке с неприятелем командир «Модона». И прежде он вступал в перестрелку с одиночными турецкими шебеками у побережья. Но то были дуэли на пределах досягаемости огня, турки, как правило, не вступали в единоборство. Здесь же До неприятеля было рукой подать, ядра их легких пушек залетали иногда в бухту, вспенивая зеркальную гладь воды.
Неожиданно неприятельские атаки прекратились. На сопках, окружавших Балаклавскую бухту, воцарилась непривычная тишина.
Минул день-другой, в Балаклаву пришло судно из Керчи, и командир сообщил неожиданную весть — между Россией и Портой подписан мирный договор. Война закончилась…
Оказалось, что в Стамбуле наконец поняли: война проиграна, пора кончать дело миром.
К этому склонили и султана Абдул-Хамида и главного визиря Мухсан-заде в первую очередь неудачи флота в Черном море, у берегов Крыма, и победа Александра Суворова под Козлуджей.