Марселла Тодд отхлебнула пепси-лайт и улыбаясь принялась разбирать почту. Материал оказался что надо.
Идея перенести офис журнала «Высокая мода» на Парк-авеню принадлежала Сильвии. Дики — только Сильвия называла его Дики — Баркли, издатель и внук основателя «Пендлингтон пабликейшнз», предпочел бы оставить контору на Мэдисон-авеню, в глубине издательского квартала. Но, как обычно, когда Сильвия и Дики расходились во мнениях, Сильвия получила что хотела.
— Ради Бога, Дики! — кричала она. — «Высокая мода» уже давно перестала быть глупым женским журналом. Она стала голосом моды, дизайна интерьеров, развлечений и красивых людей всего мира. Нам не подобает сидеть в этих тесных кабинетах.
— Может, возьмем еще один этаж? — Дики добросовестно пытался найти компромисс.
— К черту! — взорвалась Сильвия, отчего Дики, как обычно, бросился искать убежища за большим дедовским столом, который пережил старика более чем на три десятилетия. — Это первоклассный журнал, и мне нужен первоклассный адрес. «Высокая мода» заслуживает Парк-авеню. Если хочешь, можешь оставаться на Мэдисон-авеню. Я перевожу журнал на Парк.
И снова, как всегда, Сильвия была права. Она подписала аренду — правильнее будет сказать, вынудила Дики подписать — на четыре верхних этажа в этом чудовищном черном здании на Сорок восьмой улице. Частью сделки была договоренность, что на верху здания будут прикреплены буквы «Высокая мода». По ночам они притягивали взгляды, становясь фокусом одной из самых эффектных полосок цемента в мире.
«А почему бы и нет?» — думала Сильвия, пока автомобиль въезжал на парковочную площадку, табличка рядом с которой извещала, что ни в какое время суток здесь нельзя ни останавливаться, ни парковаться. Каждый месяц в одних только Соединенных Штатах «Высокую моду» покупали восемь миллионов человек (три доллара за экземпляр в газетном киоске). Французское и итальянское издания добавляли еще три миллиона к всемирному тиражу. Доход за последний год превысил пятьдесят пять миллионов долларов. Все это произошло в то время, когда рост почтовых расходов и падение эффективности рекламы заставили десятки журналов, включая нескольких конкурентов «Высокой моды», выйти из игры.
«Высокая мода» определенно заслуживала Парк-авеню.
Сильвия подождала, пока Сэнди откроет тяжелую дверь лимузина. Несколько секунд, в течение которых Сэнди покидал водительское место, обходил автомобиль и открывал дверцу пассажирского сиденья, были любимой частью дня Сильвии. Это было достойным завершением утреннего личного периода и вступлением в суматошный мир ежедневной рутины журнала. Сильвия во всем одобряла ясное окончание и начало.
— Вам понадобится автомобиль во время ленча? — спросил Сэнди.
— Не знаю.
Сэнди будет ждать, читая сначала «Таймс», а затем «Дейли ньюз». Он не читал «Пост», поскольку редактор отдела моды называл Сильвию «бабушкой американской модной прессы». Мисс Хэррингтон не потерпит в своем лимузине и клочка «Пост».
Сильвия быстро миновала вестибюль — мрамор и стекло, — направляясь к скоростным лифтам, которые возносили в офис «Высокой моды». Медная табличка рядом с лифтами гласила: «Приемная «Высокой моды»: сорок девятый этаж». Сильвия достала из сумочки ключ и повернула его в особом замке на том месте, где должна была быть кнопка пятьдесят второго этажа. Только у нее и у Дики были такие ключи. Персонал и весь остальной мир должны были сначала подняться в приемную на сорок девятом этаже, которая была отделана превосходными шелковыми восточными коврами, мебелью в стиле какого-то там Людовика и снабжена изгибающимися лестницами — не особенно нужными, но очень эффектными.
Двери открылись на пятьдесят втором этаже.
На стенах, обшитых высветленным тиковым деревом, висели картины — все дорогие. Некоторые были по-настоящему хороши. В свое время каждая из них украшала страницы «Высокой моды». Эрте. Миро. Даже несколько работ Пикассо. Только картины Эрте были «модными». Остальные, включая великолепные работы Джорджии О'Киффс, были куплены Ричардом Баркли исключительно для собственного удовольствия, и Сильвия убедила его использовать их в некоторых выпусках журнала. Таким образом, и Баркли был счастлив, и инспекторы из налогового управления убедились, что эти довольно большие расходы действительно были сделаны в интересах дела.
Черный и очень толстый ковер поглощал любой звук, который мог нарушить спокойствие пятьдесят второго этажа. Единственными цветовыми пятнами были картины, заключенные в одинаковые тяжелые рамы в виде позолоченных листьев и удачно подсвеченные лампами направленного света. Остальное освещение приемной было тусклым. В одном конце стоял большой полукруглый стол тикового дерева в тон стенам. Несколько направленных ламп высвечивали секретаршу. Если не считать картин, она на первый взгляд была единственным пятном цвета, единственным признаком жизни. Даже растения казались замороженными и засушенными в момент своего наивысшего расцвета.