— Если ты купишь нам с Аркашей мороженое, я расскажу, кого мама позвала на ужин.
Всё-таки не просто так послали его за Петькой этим вечером. Есть у Гитл план, он у неё всегда есть.
— Ты думаешь, мама не сказала мне, кто придёт на ужин? — равнодушно спросил Илья. На площади Калинина толпа гуляющих поредела, и они с мальчишками пошли быстрее. Часы на здании горисполкома показывали половину восьмого.
— Нет. Знает только Биба и то по секрету. И ещё она сказала, что рядом с гружёной телегой идти всегда легче.
Гитл продолжала женить Илью. Она искала для него невесту так, словно никакой жены у него не было, не было свидетельства о браке, выданного в феврале загсом Кагановичского района, а две недели назад у неё не родилась внучка. Гитл твёрдо знала, что нужно делать, она выбирала сыну еврейскую девочку из хорошей и неголодной семьи — рядом с гружёной телегой идти всегда легче. Старшая сестра Ильи Ревекка, дома её звали Бибой, активно держала сторону матери.
— Ну что, сдаёшься?
— Нет, Петька, боксёры не сдаются. И с мороженым ты опоздал — после семи мороженщики не работают, а уже скоро восемь.
— Вот всегда так, — расстроился Петька. — Аркаша! Объявляем войну мороженщикам!
— Гром и молния! — крикнул Аркаша.
Они вышли к площади III Интернационала. Здесь уже пахло травой и влажной землёй близкого парка, а с Днепра тянуло речной свежестью и немного дымом. Тяжёлая духота августовского дня отступала.
Двухэтажный деревянный дом построили в конце семидесятых, вскоре после войны с Турцией. Десять лет спустя первый этаж обложили кирпичом, оштукатурили и побелили. Так говорят, но фотографий тех лет не осталось, и никто уже не помнит, каким был дом в то время. За полвека, словно мясистыми бородавками, он оброс сараями, поленницами и поветками, появилась даже одна небольшая летняя веранда. Над ними по всей длине фасада протянулась узкая деревянная галерея, построенная, пожалуй, и с некоторым изяществом, но со временем правое крыло дома ушло в землю глубже левого, а с ним вместе покосились все пристройки. Считалось, что в доме живут четыре семьи, правда, родственные связи, как и сам дом, давно утратили стройность — здесь просто жили и собирались жить дальше, пока будет возможно.
Дом стоял в глубине двора, окружённый такими же деревянными жилищами. Отличались они лишь тем, что фасадами выходили на торговые улицы — Александровскую и Игоревскую, но это отличие определило их судьбу. Они были куплены под снос людьми состоятельными и оборотистыми, так что к началу века весь периметр двора уже составляли двух- и трёхэтажные каменные строения, первые этажи которых были отданы под магазины. У стен новых домов вскоре также появились разнообразные хозяйственные пристройки, а вторые этажи украсились галереями. Абрикосы и вишни, посаженные жителями между делом, скорее из любопытства, принялись и быстро выросли, унылые кирпичные стены затянул виноград. Двор принял окончательный вид и так просуществовал без малого сорок лет.
Внутрь вели разные пути, например, через проходные подъезды, но о них знали лишь свои, а для посторонних входом служила арка, перекрытая высокими коваными воротами. Ворота крепились на массивных, неподъёмных петлях, закрывались на ночь или днём, в случае опасности, гигантскими крюками двухдюймовой толщины, и не всякий таран смог бы их сокрушить. Они появились в девятнадцатом году — так обитатели двора защищались от погромов, которые катились, волна за волной, вслед чуть ли не каждой новой власти, приходившей в город.
Возле дома Аркаша свернул к себе, а Илья с Петькой пересекли опустевший вечером двор и поднялись на галерею второго этажа. Здесь жили Гольдиновы, здесь родились и Илья, и Петька, и Ися, и обе их сестры, Лиля и Биба. Женившись, Илья перебрался в общежитие. Это случилось недавно, но теперь всякий раз, забегая сюда, он удивлялся тому, чего не замечал и о чём не думал прежде — его двор не менялся. Люди рождались и умирали, громко ссорились насмерть, но на следующее утро мирились, что-то праздновали, уезжали навсегда, иногда возвращались, и встречал их всё тот же двор. Он стал глухим колодцем времени: здесь не было течений — только рябь пробегала по поверхности и отражалась от стен домов, только громче скрипела и сильнее раскачивалась, прогибаясь под ногами, деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Мир за воротами изменился давно и необратимо, мир живёт по новым законам, а старые давно изрублены красными саблями, расстреляны и истлели в украинской степи. Только в его дворе перемены невозможны — он скорее рассыплется в прах, и однажды это случится. Но пусть не сегодня, пусть пока всё остается, как есть. Илья поднимался по лестнице так легко и тихо, словно один неосторожный шаг мог обрушить здесь всё.