Феликса присела на подоконник рядом с Ирой. Разглядывать офицерских жён из части напротив, смеяться над их дурацкими платьями ей надоело, но сидеть летними вечерами у раскрытого окна она по-прежнему любила.
Высокого темноволосого парня в шинели Феликса заметила, как только тот свернул к ним на улицу Федорова. Парень шёл по тротуару неуверенно, останавливался у домов, искал таблички с номерами, и Феликса подумала, что он, пожалуй, здесь впервые. Она следила за ним, не отрываясь, не видела больше ничего, не слушал и болтовню подруги.
— Ты что? — вдруг замолчала Ира, смахнула шелуху за окно, лениво проследила за взглядом Феликсы. И по тому, как изменилось её лицо, как расширились в удивлении насмешливо сощуренные глаза, Феликса поняла, что ей не померещилось — по Фёдорова, от Красноармейской, поднимался Илья!
Сила, о которой она ничего не знала, вышвырнула Феликсу из комнаты в коридор, а оттуда — во двор. Феликса пронеслась мимо соседей, собравшихся для неспешного вечернего разговора на лавочке под орехом, не заметив их. Как же она ждала этой минуты в Молотове, в Киеве, во время войны и после, ждала, когда никто не мог ей сказать, что случилось с Ильёй, и когда всем уже всё было ясно. Никогда она до конца не верила в это ясно, Илья возвращался, приходил во сне, и всякий раз она бежала, летела ему навстречу, в точности как теперь. Феликса видела столько снов, что знала до последней мелочи, и какой будет на ощупь шинель на Илье, и как он её обнимет. Только теперь это был не сон, это было счастье. Феликса бросилась к Илье… На этом её счастье оборвалось.
Она ошиблась, и Ира Терентьева ошиблась тоже — по Фёдорова поднимался не Илья, это был Петя Гольдинов, младший брат его. Знакомые и раньше удивлялись сходству Пети со старшим, а теперь ему исполнилось двадцать, и кто бы смог отличить его от двадцатилетнего Ильи?
Петя пришел, чтобы от Феликсы, без пересказов, услышать всё, что стало известно о Тулько и об Илье. Мать и сёстры говорили только с её слов, значит, могли что-то невольно додумать, а о чём-то забыть. Зачем Пете этот испорченный телефон? Ему даже повезло, он застал Иру, а Ира знала больше подробностей, о многом могла рассказать точнее Феликсы, и она рассказала. Втроем они поужинали, выпили чаю, наконец, Ира с Петей ушли.
Феликса безразлично осмотрела опустевшую комнату, опустила жалюзи на окне. Весь вечер она слушала Иру, расспрашивала Петю, за какую команду он будет выступать в Киеве и с кем он встречался на ринге в армии. Все это Феликсу не слишком интересовало, но она должна была держаться, слушать, разговаривать, и она хорошо держалась. Пусть думают, что приняв Петю за Илью, она просто ошиблась, не разглядела в ранних сумерках. С кем не бывает?
Она не просто ошиблась. Четыре года Феликса разрешала себе думать, что всё еще может измениться, а сегодня, будто оступилась на лету и расшиблась об асфальт. Нет, ничего не изменится, вон, Петя уже догоняет Илью. Ещё пару лет и обгонит, станет его старше. А Илья останется таким, как был. И уже никогда не вернётся.
В Кожанке сошли не то четверо, не то пятеро. Локомотив дёрнулся, довоенные, ободранные пассажирские вагоны послушно отозвались лязгом буферов. Прибавляя скорость, казатинский поезд двинулся в сторону Попельни.
Феликса вышла из здания станции последней. Её недавние попутчики уже шагали по дороге, уводившей к селу. Догонять их Феликса не стала. Она свернула влево, миновала несколько усадеб, выделенных перед войной железнодорожникам, за ними открылось поле.
Урожай тут убрали ещё в июле, неровная стерня начала сереть, всё больше напоминая стариковскую щетину. Через поле к дальним тополям уходила грунтовка с размытой дождями тележной колеей, Феликса вышла на неё. С этой дороги, уверенно рассекавшей поле на две почти равные части, когда-то начинался мир её детства. Поле казалось огромным и всегда наполненным жизнью. Феликсу удивляло, как безразлично смотрели на него и говорили о нём взрослые, словно о полезном предмете, о нужной вещи. А поле жило, никогда не оставалось одинаковым, менялось от утра к утру, в любое время года давало жизнь птицам и мелкому зверью. Всякий раз путь через поле до станции становился для неё настоящим путешествием, Феликса думала о нём и вспоминала, пока впечатления от нового похода не заслоняли прежние… Теперь же, не слишком торопясь, пытаясь отыскать приметы тех лет, убеждая себя, что они сохранились, только не бросаются в глаза, Феликса прошла поле за четверть часа, уткнулась в сорный кустарник и озадаченно остановилась. Прежде в этом месте дорога пересекала небольшую улочку, а та невдалеке вливалась в главную улицу села. Ничего здесь больше не было, не осталось и дворов, которые Феликса помнила по довоенным временам, всё было разрушено, сгорело, пожарища уже заросли орешником, бузиной, сорняками, только несколько тропинок разбегались в разные стороны. Феликса почти наугад выбрала одну из них, всерьёз заблудиться она все равно не могла. Попетляв между старыми дворами, тропинка вывела к берегу Каменки, до дома отсюда было рукой подать.