Как сообщает сказание, Гильгамеш и Энкиду триумфально вернулись в Урук, но результат оказался не столь хорош, сколь они ожидали. Выяснилось, что чудовищу Хумбабе покровительствовали боги, и теперь они совместно решили покарать Гильгамеша смертью его друга Энкиду. Когда же кара осуществилась, Гильгамеш был настолько удручен потерей друга, что не верил в смерть Энкиду, «пока в его нос не проникли черви», – урок всем царям, слишком рьяно строящим города.
Безутешный после смерти дорогого друга, Гильгамеш покинул город и скитался в глуши, одичав, почти как незабвенный Энкиду. В конце концов ему удалось отыскать дорогу в загробный мир, находившийся на дальнем острове. На этом пути Гильгамеш встретился с Утнапишти. Немыслимо древние Утнапишти и его жена, единственные из людей, уцелели во время великого потопа. Предупрежденный заблаговременно, Утнапишти отказался от своих богатств и построил корабль, на который собрал по паре всех живых существ. Начался ливень, вода затопила весь мир, а когда дождь стих, корабль остановился у вершины горы. Утнапишти выпустил голубя, и тот вернулся. Потом настала очередь ласточки, которая тоже вернулась. «Ворон же, отправившись, спад воды увидел, / Не вернулся; каркает, ест и гадит». Но даже Утнапишти, переживший потоп, не мог даровать Гильгамешу вечной жизни. Гильгамешу пришлось скрепя сердце смириться с тем, что и он смертен, – обстоятельством, равняющим его со всеми остальными людьми.
Когда ассириологи расшифровали табличку с описанием потопа, произошла перворазрядная сенсация: викторианская Англия узнала[99], что библейский миф о потопе был заимствован из гораздо более древнего «Эпоса о Гильгамеше», а возможно, и оба сказания опирались на еще более ранний источник.
Для обитателей древнего Двуречья наводнения не были чем-то из ряда вон выходящим. Они случались часто и обычно воспринимались как благо. Развитая система орошения позволяла вести интенсивное сельское хозяйство, обеспечивавшее растущие города. Но когда обе реки, и Тигр, и Евфрат, разливались одновременно, оросительные каналы не могли принять в себя всю массу воды, и она уничтожала на своем пути все. Особенно страдали от сильных наводнений глиняные постройки. Необожженная глина очень хороша и для строительства, и для хранения записей, но лишь до тех пор, пока остается сухой. Великий потоп должен был напрочь стереть все, возведенное цивилизацией, по представлениям которой из глины были сделаны даже люди; им показалось, что «вся земля раскололась, как чаша»[100].
Найденная в Ниневии табличка, содержащая предание о потопе, вошедшее позднее в иудейскую Библию
«Эпос о Гильгамеше» не только призывал читателей восхищаться городской цивилизацией и ужасаться ее разрушению, но и воспевал сам процесс письма. В отличие от множества других эпических произведений, например гомеровских, предполагавших исключительно устное исполнение, здесь с самого начала задумывался письменный текст. Более того, здесь указано, что автор сказания – сам Гильгамеш, и он же его записал:
Гильгамеш был царем-поэтом, и его эпическое повествование сообщает о записанной истории как о самом значительном из достижений культуры.
Лейард наткнулся при раскопках на первый значительный литературный текст, который был значительно старше самой Ниневии. Что же представлял собой город Ниневия и почему именно там сохранился «Эпос о Гильгамеше»? По мере расшифровки большего количества табличек родился и ответ: все это связано с царем по имени Ашшурбанипал.
Ашшурбанипал, живший через сотни лет после того, как «Эпос о Гильгамеше» записали на табличках, преклонялся перед этим древним текстом. Он организовал доставку его в Ниневию, копирование и сохранение в своей грандиозной библиотеке. В ходе своих археологических раскопок Лейард обнаружил и первый из шедевров мировой литературы, и самого влиятельного из его читателей.
Ашшурбанипал вырос в царской семье, под сенью дворцов и величественных храмов Ниневии[102]. Между этими роскошными зданиями были разбиты сады – зеленые оазисы, позволявшие укрыться от безжалостного солнца. Гуляя по улицам и садам, юный Ашшурбанипал не мог не видеть надписей, повествующих о царях, которые все это построили[103]. При столь широком выборе объектов для чтения в Ниневии сам город можно было сравнить с глиняной табличкой, ожидавшей расшифровки. Окруженный со всех сторон письменной информацией[104], Ашшурбанипал настолько глубоко проникся искусством запечатления слов в глине, что в одном гимне объявил себя сиротой, а в другом утверждал, что его истинным отцом был Набу, бог мудрости, покровитель писцов и искусства письма в аккадской мифологии.
99
101
Epic of Gilgamesh, tablet I (Эпос о Гильгамеше. Табл. I). В этой строфе имеется определенная неоднозначность, ибо сам акт написания приписывается Гильгамешу, но герой и таблички для письма прямо ассоциируются со всем прочитанным.
102
Биографическая информация заимствована в основном из кн.:
103
104
To Ishtar of Nineveh and Arbela //