Ловелл тоже учился в Военно-морской академии, после которой попал на службу в морскую авиацию; как и его товарищи, он провел большую часть жизни на авиабазах. В космосе он обнаружил в себе способности к другому направлению поэзии – высокому стилю. «Ее [Луны] всеобъемлющая безжизненность вселяет в душу благоговейный страх», – отметил он[6]. Философы издавна размышляли о благоговении, которое пробуждает в душе природа: водопады, бури и другие величественные явления, слишком масштабные для того, чтобы можно было их аккуратно выделить и обособить. Но то, что можно увидеть там, в космосе, человек не в силах вообразить. Это крайняя степень величия, устрашающее зрелище бесконечности, которое неизбежно уничижает, сокрушает человека, заставляет почувствовать себя ничтожным. Как и предсказывали философы, это зрелище заставило Ловелла задуматься о том, как хорошо дома. «В голову приходят мысли о том, как прекрасно жить на Земле. В бескрайних далях космоса наша планета выглядит настоящим оазисом»[7]. Доктор Вернер фон Браун, построивший ракету для «Аполлона-8», должен был понять его: он сам говаривал, что «космолог – это инженер, который любит поэзию»[8].
Наконец, командир корабля Борман закончил Военную академию США в Вест-Пойнте и служил в ВВС летчиком-истребителем. На борту «Аполлона-8» он стал чрезвычайно красноречивым: «Сплошь бескрайнее, пустынное, небывалое пространство – всеобъемлющее ничто»[9]. «Пустынное», «небывалое», «ничто», «пространство»… Можно подумать, что Борман читал Жана Поля Сартра обитателям левого берега Сены.
Так, случайно превратившись в космических поэтов, трое астронавтов прибыли к цели: вышли на орбиту вокруг Луны. При каждом обороте «Аполлон-8» скрывался за Луной, где до того не побывал ни один человек, и каждый раз прерывалась радиосвязь с Землей. Во время первого пятидесятиминутного перерыва весь хьюстонский Центр управления полетами нервно грыз ногти. «“Аполлон-8”, это Хьюстон. Прием». «“Аполлон-8”, это Хьюстон. Прием». Центр вызывал астронавтов, посылал радиоволны в пространство, но ответа не было. Один, два, три, четыре, пять, шесть раз. Мчались секунды, проходили минуты. И лишь после седьмой попытки был получен ответ: «Хьюстон, слышу вас. Это “Аполлон-8”. Двигатель сработал». – «Рады слышать вас!» – не скрывая облегчения, воскликнули в Центре управления полетами[10].
На протяжении следующих пятнадцати часов астронавты исчезали и появлялись, меняли свое положение, совершали маневры капсулы, пытались немного поспать и готовились к возвращению на Землю. Чтобы набрать скорость, преодолеть притяжение Луны и отправиться домой, им нужно было включить двигатель во время прохождения по темной стороне Луны, вне зоны радиосвязи. У них была только одна попытка, и в случае неудачи им предстояло бы до конца жизни вращаться вокруг Луны.
Перед началом маневра астронавты намеревались отправить на Землю специальное послание. Борман заранее написал его на листе огнестойкой бумаги и даже заставил спутников репетировать чтение. Не все трое восприняли идею с одинаковым энтузиазмом. «Можно мне взглянуть на эту агит… эту штуку?» – осведомился Андерс перед началом передачи[11]. «Ты о чем, Билл?» – со сдержанным недовольством спросил Борман, ожидавший от товарищей иного отношения к запланированному. «О том, что нам предстоит читать», – уточнил Андерс. Командир не стал развивать тему. Теперь имело смысл только само чтение.
Выйдя из-за темной стороны Луны, они обратились к центру: «Экипаж “Аполлона-8” хочет передать вам послание для всех жителей Земли»[12] – и передали, невзирая даже на то, что уже отставали от графика, а впереди были опасный маневр с последним включением двигателя и возвращение на Землю, где вовсю праздновали Рождественский сочельник. Начал космический имажист Андерс:
В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: Да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.
8