Сплетая вместе разрозненные истории, книжники изгнанников заодно и перерабатывали их в свете собственных представлений и ценностей[143]. Фигура Моисея была важна для них, поскольку его традиционно воспринимали как составителя свода законов, книги Второзаконие[144]. Это позволяло рассматривать его как коллегу-писца (примерно так же в «Эпосе о Гильгамеше» можно было воспринимать главного героя в качестве царя-писателя). В том же духе и завершающие части повествования были переработаны такими писцами-книжниками, как Варух, который записывал слова пророка Иеремии, каждый раз уточняя, как именно сохраняемые и перетолкованные ими рассказы были приведены к письменной форме.
В одном из самых эффектных эпизодов Библии книжники народа-изгнанника представили в образе писца даже Бога. Сначала Он предлагает продиктовать Моисею законы, по которым следует жить избранному Им народу[145]. Моисей благоговейно записывает каждое слово и доставляет послание народу[146]. Привычная для писцов ситуация: некто облеченный властью диктует послание; потом Бог, без объяснений, меняет свое намерение и решает продолжить без участия писца. Он не диктует Моисею, а вручает ему каменные таблицы-скрижали, уже покрытые словами, вырезанными Богом собственноручно[147]. Готовность Бога самолично утрудиться письмом не была чем-то исключительным. В обширном месопотамском пантеоне имелся покровитель писцов и искусства письма – бог Набу. Необычным здесь было то, что иудеи сосредоточили все сверхъестественное могущество в одном Боге – и тем не менее хотели воспринимать его как писателя.
Но драма на этом не кончается. В знаменитом эпизоде Моисей спускается с горы со скрижалями и видит, как сыны Израиля пляшут вокруг золотого тельца. Столь сильный гнев охватывает его, что он, подняв каменные скрижали с собственноручными записями Бога, разбивает их[148]. Теперь нужно начинать все сначала. Бог вновь призывает Моисея и велит подготовить еще две каменные таблицы, точно такие же, как и те, которые он разбил в гневе; Он же, Бог, напишет все еще раз[149]. Кажется, можно ожидать точного повторения предыдущего эпизода. Но этого-то как раз и не происходит. Бог повторяет все свои заповеди, но не записывает их. На сей раз Моисею приходится делать это своими силами[150]. Сорок дней пребывает он в обществе Бога, не ест, не пьет и без отдыха высекает Божьи слова в камне. «И сказал Господь Моисею: напиши себе слова сии, ибо в сих словах Я заключаю завет с тобою и с Израилем»[151]. Это прямой возврат к описанию работы писца – записи под диктовку всемогущего повелителя, – с которого начинается весь эпизод.
Сам эпизод воспринимается как страшный ночной кошмар из снов писца. Сначала писец предполагает, что будет писать под диктовку божества, потом получает заполненные текстом таблицы, затем – их копию взамен разбитых, и в конце концов ему приходится еще раз писать текст под диктовку. Между прочим, точность здесь жизненно важна: любая ошибка может оказаться губительной, так как несомненно разгневает Бога, который сам по себе несравненный мастер в деле письма. Писцы народа, жившего на чужбине, сохранившие и приукрасившие этот эпизод легенды, вложили всю силу своего воображения в то, чтобы создать драму из эпизода записи текста, объяснить, насколько сложным и важным делом может быть их труд, особенно если его применяют для взаимоотношений с Богом.
Книжники также сформировали величайшую и наиболее известную часть Библии: миф о Сотворении. Большинство подобных мифов, включая месопотамские, изображают бога старательно лепящим из глины мир и его обитателей. В том же ключе построены и старейшие древнееврейские сказания о сотворении мира, на которых основана иудейская Библия: Бог собственноручно создает все сущее. Так представляли себе сотворение мира люди, привыкшие к ручному труду. Но Бытие открывается совсем не так. Бог не пачкает рук. Он вообще не работает руками, не прикасается к своим творениям. Одной лишь силой слова он извлекает мир из ничего. Таким видели сотворение мира чиновники-писцы, жизнь которых проходила в стороне от ручного труда, а работа заключалась в том, чтобы распространять сказанное на большие расстояния.
143
Существует даже мнение, согласно которому Ездра и его собратья книжники полностью составили иудейскую Библию в вавилонском пленении, основываясь на относительно слаборазвитых до тех пор традициях письменности. См.:
144
150
В большинстве толкований этого эпизода утверждается, что в этом случае запись вел Моисей; однако в тексте можно заметить некоторую двусмысленность.