Одна из больших ладоней соскользнула с моей грудной клетки вниз на бедро и вернулась на ягодицу. Поглаживая, он сжал ее, почти полностью прикрыв. Он глухо застонал, и я потянулась ртом к его губам и зажала его верхнюю губу своими губами.
Рука под моей грудью пошевелилась, и Иван потянул вниз покрывавшую ее материю, сдергивая ее ниже, обнажая мою грудь. Меня.
Я втянула воздух, вспоминая… вспоминая…
– Прекрасно, черт возьми, как прекрасно, – прошептал он, в нерешительности приблизив губы к моей груди.
– Ты привык к…
– Замолчи, – тяжело дыша, проговорил он, потом снова припал к моему соску. На этот раз обнаженному.
Я вскрикнула. Застонала. Все, что я могла, это только выгнуться, не отпуская его губ, желая, чтобы он никогда не выпускал меня. Чтобы это продолжалось вечно.
И это продолжилось.
Спустив вниз другую чашку, он припал губами и к этому соску. Его рука целиком охватила мою ягодицу, пытаясь массировать ее пальцами, но…
– Эта негодная задница, – прошипел он. – Я так давно мечтал о ней, – заявил он. – Идеальная, идеальная…
Я добралась снизу до того, до чего не добралась сверху… Может быть, я не была красивой. Может быть, я не была сексуальной. Мне говорили достаточно гадостей всякий раз, когда я выходила в интернет. Но это гребаное тело, я истерла о него всю задницу и не стыдилась этого. Как не стыдилась своей незаметной груди. Но, по крайней мере, она была маленькой, упругой и еще не обвисшей.
Иван прильнул щекой к моей груди и потерся о нее, потом он повернул лицо так, что другая его щека прильнула к другой моей груди. Он уткнулся в нее носом. Водя щекой по моей груди из одной стороны в другую и царапая меня щетиной, он опустился ниже, к середине, и еще ниже, задев носом кружево и коснувшись изгиба моей груди. Его руки слегка отклонили меня назад, но он держал меня, и поэтому я выгнулась, зависнув между небом и землей. Потом щека сместилась к центру моего живота, его губы коснулись моего пупка, его волосы щекотали мои соски.
Каждый из них. Снова и снова, когда его губы и руки изучали мое тело.
Его язык, как стрела, вонзился мне в пупок. И все, чего мне хотелось, это отдать ему еще больше… Больше, больше, больше. Пожалуйста, пожалуйста.
– Иван, – почти проскулила я.
– Шшш, – прошептал он в ответ, скользя губами по моей груди, когда снова посадил меня к себе на колени, его губы не останавливались до тех пор, пока не достигли ямки у моей шеи. Эти длинные пальцы, которые я так хорошо знала, переместились на середину моей спины, а потом выше, и он потянул ими за мой бюстгальтер.
Я поцеловала его, и он поцеловал меня в ответ. Положив руки ему на плечи, я крепко схватилась за них. Мы двигались навстречу друг другу, его руки опускались ниже, стягивая шорты и трусики на бедра до тех пор, пока мне не пришлось сдернуть их вниз и сбросить со щиколоток.
Только тогда я поняла, что я – голая. Я стояла перед ним голая. Абсолютно, совершенно голая.
Но когда я бросила взгляд на его лицо, его прекрасные серо-голубые глаза были прикрыты, щеки порозовели, и он выглядел…
Иван сел и расстегнул рубашку, неумело сдергивая ее с плеч, словно он не привык раздеваться так быстро. А потом он встал, оставаясь на расстоянии сантиметров тридцати от меня, и знакомым движением расстегнул ремень и сдернул брюки и трусы к коленям и сбросил их.
И, черт побери.
Матерь божья.
Твою мать.
Господи Иисусе.
Раньше я видела Ивана одетым. Не в течение секунды, но в течение долгих минут. Часов. Я видела его.
Но я отнюдь не была готова к тому, как выглядит Иван обнаженным, без носка. Он был крепким. Крепким повсюду. От сухожилий на шее и грудных мышц, напоминавших камни, до всех восьми мышц брюшного пресса, а они были такими плотными, а бедра были такими, что о них можно было бы сложить песню…
Но от устремленной на меня твердой, длинной, толстой штуковины у меня перехватило дыхание.
Как вообще возможно, чтобы человек был так дьявольски идеален? Почему? Что за длиннющая хрень торчит у этого чудовища между ног?
– Я ненавижу тебя, – прошептала я.
А Иван рассмеялся. Рассмеялся:
– Ты любишь меня.
Я не смотрела ему в лицо. Не хотела смотреть.
Я смотрела на его ладонь, которая поднялась и обернулась вокруг стрелы, которая, покачиваясь, пыталась указывать на его живот. Он опустил руку ниже, к основанию, обрамленному густыми, курчавыми черными волосами, а потом перевел ее вверх, к большому, розово-фиолетовому наконечнику в виде гриба, который был таким влажным, что с него капало…
– Я предохраняюсь, – сказала я ему, сглотнув. – И еще неделю у меня не будет овуляции.