То и дело распахивались двери и важный мажердом стукнув булавой, объявлял очерёдного прибывшего гостя. Не отвлекаясь, осыпанная комплиментами Катерина, обмахиваясь веером, ждала Петра. Естественно, она не поверила ни единому слову обступивших её кавалеров. Болтают чепуху… А карие глазки снова устремлены на двери скрывшие царя. Когда же он вернётся… От этого занятия её отвлекали раздающиеся снаружи вопли: «Карета графа Х…» «Карета князя Б…» «Карета барона К…» Переругивались лакеи и извозчики. Старожилы не обращали на этот хаос внимание, но её это постоянно отвлекало. Родовитые дамы, окружённые дочерьми с неудовольствием собиравшие слухи о ней, бросали на неё взгляды такого превосходства, что ей должно было быть не по себе, но Кэт это не задевало. В конце концов они правы — кто они и кто она. Небо и земля. Простолюдинка, чужестранка, дочь мастерового. Они же представители первейших в России родов. Но сейчас она с Петром, она его выбор и им придётся смириться. Она плюнула на всех и улыбнулась. Кэт была молодцом! Стараясь не замечать любопытство дам, недоброжелательные взгляды старых бояр и не слушать пустую трескотню, она не спускала глаз с проёма, в котором должен появиться он. Оказалось, пропустить его появление не возможно. С его приходом в зале всё оживилось, и праздник засиял всеми гранями. Веселиться Пётр умел и популярностью пользовался безумной. Они с Меншиковым вышли из комнаты и, пройдя через холл оказались в танцевальном зале. Натали указала Кэт на них красиво оттопыренным маленьким пальчиком, подкрепив этот скрытый жест выразительным взглядом. Задержавшись на несколько минут с подсунутым ему Алексашкой господином, Пётр отпустил комплимент пожилой даме, окружённой дочерьми, поприветствовал ещё одну, устремившуюся к нему с притворной улыбкой, пустив в ход свою вкрадчивую обходительность, остановился на минутку ещё с одним господином и двинулся дальше к Катерине. Все отступали, приседали, а он шёл и шёл к ней… Кэт заметила — он был очаровательным и любезным с дамами как всегда. Слегка кланяясь и улыбаясь им, он всё же продвигался к ней. Не без того: разговаривал, сыпал комплименты с чем — нибудь поздравлял, но уже ни с кем не флиртовал. Довольная Кэт улыбнулась. С его появлением симпатичные ямочки на её щёчках снова ожили. Сердце так и подпрыгнуло из-за гордости за него. Он пересёк залу, направляясь к ней. Не произвольно подалась на встречу, улыбнулась и, сделав реверанс, вспыхнула. Он повёл её по паркету, обхватив талию одной рукой. О, Питер! Сколько себя помнила, находила его чертовски красивым. Это его мужское обаяние всегда держало её в плену. Она тихой тенью, смущённая и благодарная двигалась рядом с ним. Надо прибавить ещё к этому, что страшно волновалась, боясь бросить на него даже малый негатив. А как же, любящая женщина такова. Точнее сказать — тень боялась сотворить тень. Та ещё ситуация. Но Кэт напрасно терзала себя, Петру уже сам чёрт не был страшен. Он побил шведа. Мог жить как захочется, с улыбкой выводя её в свет.
Мажердом стукнув булавой, приглашал к столу. Все засуетились и отправились к столам. Меншиков было завёл длинную речь, но приметив сердитый государев жест, перестроился моментом: «Бомбардир-капитану виват на долгие, долгие времена!» «Вива-а-а-т!» — пронеслось под сводами. А Пётр в ответном слове говорил про город на Неве. Просил понять и помочь. Так и говорил: «Требую, камрады, и прошу! В дьявольских муках иду и не проторенной дороге…» Окружённый тянущейся к нему с кубками толпой, он не успевал чокаясь кивать — помощникам, нужным, подневольными и прибитыми к нему временем. Кэт пила рейнское и улыбалась. Его силы и энергии хватит на десятерых, а досталось одному. Перенапряг всех от себя до работников, но дело-то сдвинул с мёртвой точки.
26 мая, забрав с собой девочек, отправились в Петербург. Пётр был доволен тем, что Кэт не отказалась его сопровождать, правда так и не понял, для чего она потащила с собой дочерей, которых он собирался оставить под покровительством сестры, но вмешиваться не стал. Все его мысли на сей раз были устремлены в Петергоф. Дорога была раскисша и не проста, но рядом с Катериной приятна. Что сделаешь с собой, если Катенька в сердце каждое мгновение. Он самолично, водя её под руку, изволил рассматривать место сада и назначить места плотины, грота и фонтанов. И этим не ограничился, опять же лично наметил первоначальный план ансамбля. Кулаком пригрозил в художественный облик вкладывать идеи утверждения России на море и прославления её как крупнейшей морской державы. Вот так всё понятно и всё конкретно. Каждый план он утверждал сам. После визита Петра в Петергоф были присланы тысячи рабочих людей, крепостных, солдат.
Он брал её с собой в заграничные поездки по Германии, во Францию. По тому как без любимой Катеринушки на долго никуда. Но пока она предпочла это делать в мужском платье. Кэт везде появлялась с посольством и в форме офицера Преображенского полка. Она не хотела связывать его собой. Пётр ехал, как правило, не с официальным визитом, а как Михайлов и ехал не прожигать время, а работать. Из каждой поездки он привозил какие-нибудь планы: то каскадов, то фонтанов, то парков или каналов. Царь осматривал усадьбы французских королей и вёз с собой рукописные книги и чертежи, кликал зодчих и приказывал строить. Но балами тоже не гнушался. Был по каждому приглашению. И только на балах она была под руку с Петром в ослепительном наряде и дорогих украшениях. «Мой милый друг, Катеринушка», — представлял он. Меншиков держался от греха подальше сторонне. Кэт же, стараясь не потеряться в сверкающем великолепии, где залы были один величественнее другого, а соблазны и приключения караулили на каждом шагу. Осторожно рассматривая чудесные розовые драпировки и огромные зеркала, старалась не выпускать из вида царя. Тот, щурясь от бликов ярких люстр и множества канделябров, посматривал на неё. А поначалу задумано было держаться Кэт поодаль семей послов. Но царь не выдержал. Во — первых, ему было приятно проводить время рядом с ней, да и присматривающиеся к красавице кавалеры так были на глазах. Маркиз в кружевах, духах и перьях ножкой шаркал и барон улыбку тянул. Кавалеры мать твою… косясь на которых царь морщился точно от зубной ломоты. «До чего же великолепна!» — восхищались заморские серцееды и тут же находились желающие на такую красавицу. Первый же раз, заметив такой надрыв в усердии около её ручки издалека, Пётр стерпеть не смог. Ловко и нахально оттерев изысканного поклонника, вывел Кэт на танец. Одной рукой он вёл Кэт, а второй поиграв за спиной, вывернул фигу незадачливому кавалеру. Чрезвычайный посланник шептались с генеральным консулом: «Из какого бы сословия ни происходил русский, в каком бы модном платьем ни был — внутри каждого, и даже царя, крепко сидит дикарь». Собеседник кивал головой: «Оно так, но всё-таки в этих русских что-то есть». «Да, что-то есть», — согласился английский посланник. А Пётр, танцевал один танец за другим, давая горячей голове успокоиться. А обиженный барон бегал со шпагой, но Михаил, находившийся при царской особе и присутствующий на такой диковинки, как заморский бал, успокоил претендента кулаком. Впаяв между глаз. Шпага хорошо, романтично и красиво, но кулак надёжнее. По — русски. Опять же их головы принадлежат России и по ерунде такое богатство терять нечего. Пётр, вернувшись, заметил исчезновение барона. Да и маркиза не видать…
— Куда барон разлюбезный подевался? — ухмыльнулся он. — Так ножкой шаркал, аж в груди спирало?
Михаил, стойко выдержав взгляд царя, не дрогнул.
— Отдыхает, мин херц, разочарование…
Меншиков, приехавший в посольском поезде и бывший при царской особе на балу, отвёл глаза и ухмыльнулся: «Долго отдыхать будет, наверняка, до конца бала».
Пётр сощурил глазки, они из огромных враз превратились в щёлочки.
— Ну да мели Емеля… Куда приложил?
Михаил щёлкнул каблуками, аж зазвенели в смехе шпоры.
— Государь, жить будет, — заверил он его.
— А маркиз?
— И кот этот тоже… отдыхает… А чё ему сделается… Даже кружева не помял.
Пётр повёл усами вверх, вниз.
— Мужичьё… никакого понятия. Это ж… дворянская кровь…
Михаил таращил глаза.
— Государь, да разве это дворяне… — коты и попугаи…