- Ты издеваешься?! – рассвирепел Безликий. – Я от рождения проклятый яростью. Если я и мой меч долго не убиваем, то я впадаю в еще большее неконтролируемое безумие. Да, что ты знаешь?! Ты даже больше не палач!
- Я была палачом! – взревела бешеная демонесса. – И я лично гонялась за тобой по всей земле и Преисподней, чтобы отправить в качестве наказания в Геенну или Тартар! Я видела тебя насквозь, Безликий! – психанула Лотос.
– Ты не просто бешеный, ты еще и трус! Это твой худший грех! Трусость!
Демон аж поперхнулся от ее слов. Безликий ожидал любого, но не трусости. Рука демона резко переместилась на горло Лотос, сильно сжимая.
- Да как ты смеешь, палач, называть меня трусом?! Я всегда сражался один, против армий, против легионов демонов всех рангов. А сколько раз ТЫ меня отправляла в Геенну на месяца или годы? Я возвращался без единой царапины. Я единственный сражался со Смертью и его жрецами!
- Тогда почему ты ходишь в маске? – тихо прохрипела Лотос. Шея невыносимо болела от его стальной хватки, и хоть дыхание демонесса задержала, в своем нынешнем состоянии Безликий запросто мог ее убить.
- Это не трусость, палач, а лишь желание не видеть свои уродливые глаза. Мое лицо мне противно. И потом, это довольно удобно. В любой момент я могу снять маску, скрыть ауру - и никто меня не узнает.
Теперь уже Лотос удивилась до глубины своей сущности. Слова Безликого были искренними, а то, что он сказал, заставило демонессу посмотреть на него под другим углом. Весь он сейчас казался не тем, кем она его считала много веков. Взгляд упал на красиво очерченные губы демона, и так некстати вспомнилось то, с чего началась их война.
- Так какой у тебя самой грех? – запоздало спросил Безликий, отвлекаясь от своих далеких мыслей.
- Всего понемногу, - отстранено фыркнула Лотос, думая о том, что даже для демона она слишком много лжет.
***
POV Безликий
Мы больше не разговаривали до самого вечера, только изредка я указывал ей, как правильно ухаживать за тем или иным растением. Слова палача повергли меня в ступор. Я много думал о ее фразе, об ошибочных грехах, которые приписывал своим братьям. Мне не хотелось это признавать, это было унизительно! Ни за что не скажу, что после долгих раздумий, я считаю, что она права. Во многом. Не в моей трусости, но действительно во многом. Седьмое пекло, она может быть какой угодно, но признаю, она умная. Умная и красивая. А еще лгунья! Назвала меня чайной розой.
Я, не сдержавшись, засмеялся в голос, сидя на огромной ветке дуба. Меня! Прекрасной чайной розой! Ее слова особенно смешны и лицемерны, она же единственная видела мое лицо. Она помнит его. От этого смешнее слышать про красоту.
Пальцы коснулись маски. А ведь если я ее сниму сейчас, то лица никто, кроме палача, и не увидит. За этим проклятым местом невозможно проследить, и невозможно сюда попасть. Нет, не сниму, не доставлю ей такой ‘радости’.
А если бы она была цветком, то каким? Смешно даже. У моего врага имя одного из красивейших и редчайших цветов. Нет, ненавижу лотосы. Будь моя воля, обратил бы ее в крапиву.
- Нееет!
Я резко спрыгнул с ветки и бросился в замок, наплевав на наш с ней договор не вторгаться на верхние этажи. В ушах стоял протяжный болезненный вой палача, разрезавший эту ночь и мой слух на миллионы осколков. Даже смертные не кричали так болезненно перед тем, как я их убивал, как она сейчас.
Это не просто вой, это похоже на предсмертную агонию. Неужели кто-то проник за защиту мечей и убивает ее сейчас в замке?
- Не позволю! – зарычал я сам себе, мысленно контролируя свой разум.
Только не сейчас, только бы не впасть в бешенство.
Я буквально плечом снес дубовые двери зала под крышей замка и так и замер посреди кучи битых зеркал в ступоре. У стены, привалившись к ней спиной, билась в бреду палач. Плащ ее был отброшен в сторону, она была одета только в короткие шорты и изрезанную старую майку и высокие шнурованные ботинки. И я с дрожью увидел, почему она ходила все время укутанная в плащ. Все тело девчонки было усеяно большими и мелкими жуткими шрамами. Багровые, белые, черные, бугристые, совсем старые и свежие, будто их оставили минуту назад. Удивительно: шрамов не было только на лице, шее и кистях рук. Я никогда не испытывал ни к кому жалости, часто сам убивал врагов с особой жестокостью, но палач… ее вид мне не понравился. У нее всегда была хорошая регенерация, такое мог сделать только аристократ круга. Над ней, очевидно, очень долго работали проклятым оружием, чтобы оставить такое.