Сто пятьдесят долларов… С моей стороны было бы совсем уж наглостью добиваться, с кем рядом в конце концов оказался Калинкин-Косиновский-Фридланд и какими ветрами его занесло в Южную Америку — притом из чистого любопытства. На всякий случай я все-таки спросила:
— Значит, он женился в 1991-м?
— Это значит, что он поменял фамилию в 1991-м — а когда он вступил в брак с этой самой Фридланд, это уже совсем другой вопрос.
Так мне и не довелось узнать, с какой по счету женой художник, когда-то сбивший с толку и себя, и всех вокруг, уехал за границу — и не стал ли он там каким-нибудь Гарсией.
Да, ничего подобного в моей практике не встречалось. Зато в Алином дневнике я прочла и об историях, мне хорошо знакомых:
«1 февр. Сегодня утром, осторожно войдя в холл, я обнаружила там Милицу Ивановну с чистым носовым платочком в руках. Она была в полной боевой готовности: как только кто-нибудь из врачей появится после утренней пятиминутки, она тут же заплачет горючими слезами. На мое счастье, бабулька подслеповата и глуховата, и мне удалось проскользнуть незаметно. Фонтан вылился на Косолапова, который неосторожно с ней заговорил. Второй раз он этой ошибки — час бездарно потраченного времени — уже не совершит! Безутешная вдова уже изнасиловала по очереди всех сотрудников. Я, кажется, после печального опыта жизни с б. В. научилась отличать истеричек с первого взгляда.
Всем без исключения Милица рассказывает, какой замечательный был у нее муж, как он ее любил, и как он умирал у нее на руках — последняя часть особенно трогательна. Вчера приходила племянница и рассказала всю историю с точностью до наоборот: любящий супруг неоднократно пытался сбежать от Милицы, но это ему не удалось, а перед смертью, уже потеряв речь, он отказывался принимать пищу из ее рук и жестами пытался выгнать ее из комнаты. Я, собственно говоря, так и предполагала. Увы, потеряв мужа, бедняга потеряла и сцену, и зрителей — и пытается теперь отыграться на нас».
Меня поразили эти строчки — Аля, моя правильная чуть ли не до святости старшая сестра, оказывается, могла быть почти циничной! Правда, все психотерапевты знают, что картинное горе — это горе неглубокое, и наиболее громко, демонстративно и требовательно переживают утрату близкого те, кто не любил дорогого покойника при жизни. Они на самом деле страдают — им жутко жалко себя. Иногда они не могут успокоиться годами, играя на нервах родственников — особенно тогда, когда ощущают свою вину перед ушедшими из жизни. Матери, у которых покончили с собой сыновья, жены, допилившие мужей до ранней смерти — сколько их прошло через руки Али, сколько еще пройдет через мои… Увы, сотворить алтарь и молиться перед ним умершему кумиру — совсем не то же самое, что сделать его счастливым при жизни.
Собственно говоря, человеческая психика так устроена, что должна сама справляться с потрясениями и бедами. Когда есть с кем разделить свои переживания, когда страдающего человека окружают сочувствующие ему близкие — тогда он рано или поздно, а вернее, в точном соответствии с психологическими законами, выходит из депрессии. В стрессовом стационаре пациенты делились на несколько категорий, и самую главную и при этом малочисленную составляли те несчастные, на которых обрушилось больше того, что может вынести человек.
Родители, на глазах у которых ребенок попал под машину; одинокие матери, потерявшие единственных сыновей — когда-то в Афгане, а теперь в Чечне; начинающая танцовщица, победительница конкурса артистов балета, получившая незначительную травму и из-за халатности врачей лишившаяся ноги — помочь им пережить утрату и построить какую-то новую жизнь я считала самой тяжелой, неблагодарной, но необходимой частью своей работы, а Аля — своим святым долгом.
Постоянно в отделении обитали женщины на грани развода, вцепившиеся в мужей клещами и не желавшие отпускать их на свободу. Когда я принимала одну такую пациентку, то на вопрос: «Чем, как вы считаете, мы можем вам помочь?» она дала безапелляционный ответ: «Верните мне мужа». В дневнике Али я нашла такую запись на эту тему:
«27ма. (Очевидно, 27 марта 1985. -Л.Н.) Сегодня, пока мы все пили чай, шло обсуждение животрепещущего вопроса: кто лучше — та жена, которая во время семейной сцены вылила на мужа чайник кипятка, или та, которая написала на него бумажку в партком. Точку в дискуссии поставила психолог Света; решено было, что первый вариант предпочтительнее, потому что свидетельствует о горячих — даже чересчур горячих — чувствах. На самом деле у обеих женщин шансов на возвращение супруга — ноль целых ноль десятых. Но если простая русская баба Нюра, в приступе ревности ошпарившая мужа кипятком, после чего он провалялся три недели в больнице и, выписавшись, ушел жить к сопернице, еще может вызывать какое-то сочувствие, то Елена Борисовна, жена дипломата, возбуждает к себе исключительно неприязнь — и своим высокомерием, и лицемерием, и глупостью наконец. Одетая в модные заграничные тряпки, она и у нас выглядит так, как будто собралась на официальный прием — конечно, когда не рыдает в голос. Она жила себе припеваючи, не зная забот и теша свое тело и душу любовными усладами — не с мужем, разумеется, а с молодым любовником-до тех пор, пока супруг не попросил у нее развода.