От неожиданности Мария Викторовна выронила чашку из рук.
- Не может быть… - выдохнула она, - Надо будет сегодня в церковь зайти, попросить батюшку о заочном отпевании. А где похоронили их хоть?
- Вообще, информация закрытая, но я сегодня узнаю обязательно, - сказал Георгий Сергеевич, - Надо же, как все жизнь решила. За покушение на N в конце концов амнистия пришла, а здесь раз – и военно-полевым судом все быстро провернули.
- Мама, когда кушать будем? – раздался голос Юли.
- Скоро, доченька, - ответила Мария Викторовна и тихо сказала мужу, - Теперь совершенно точно круглыми сиротами остались, дорастить бы нам их… А от матери им на память только кольца да вышитые полотенца остались. И домик от бабушки с дедушкой.
Прошло около месяца. Бирюковы, а особенно Мария Викторовна, тяжело переживали известие о гибели Софии. И, если в те разы, когда девушка «тонула в Неве» или «умирала после родов» в душе хоть немного теплилась надежда, что это еще не известно на все сто процентов, то в этот раз сердце подсказывало женщине, что это – не ошибка, дети совершенно точно остались сиротами, а София уже точно не объявится, как в прошлые разы.
Георгий Сергеевич с супругой собирались на линейку в гимназию – все-таки, конец учебного года. Мария Викторовна, как обычно, надела на голову черную косынку.
- Может, не стоит? – спросил Георгий Сергеевич супругу.
- Ну хотя бы до сорока дней дохожу так, - ответила она, - Соня все-таки на правах дочери жила. А если люди что начнут говорить – пусть говорят, не наше дело.
- Да люди и без этого много чего говорят, не стоит обращать внимания, - добавил Георгий Сергеевич, - И без того поводов для сплетен было немало.
========== Госпиталь ==========
Третий день чудесного возвращения к жизни Софии. Решив, что не стоит приучать организм девушки к обезболивающим, профессор Козлов распорядился больше ничего не колоть.
- Мадемуазель, просыпайтесь, завтрак уже, - сказала сестра милосердия и потрогала девушку за руку. София проснулась и попыталась встать.
- Нельзя, профессор не разрешал вставать, - услышала она, - Я сейчас вас с ложки кормить буду.
«Как будто я ребенок», - пронеслось в голове девушки, но спорить она не стала.
После завтрака медсестра сказала Софии:
- Я через пару часов приду менять повязки, если что – стучите в стену, приду раньше времени.
- Хорошо, - сказала недоумевающая София. Девушка не представляла, что за «если что» может произойти.
Однако уже через час София поняла, в чем дело. И грудь, и спина начали болеть. Девушка долго терпела, а потом, не выдержав, постучала в стену.
- Я думала, раньше терпение лопнет, - улыбнувшись, сказала сестра милосердия, - Профессор говорил, чтобы вы терпели, сколько будет возможность.
- Хорошо, - ответила София. После перевязки девушка попыталась заснуть, но не смогла – болело все, что только можно. Девушка пыталась держаться, но это было очень трудно.
Вечером, когда к ней в палату, пришел дежурный врач, София обратилась к нему с просьбой:
- Выпишите на ночь какое-нибудь обезболивающее, я весь день сегодня промучилась, хочется поспать хоть немного.
- Нельзя, мадемуазель, вам в прошлые дни и так много чего вкололи, пожалейте свой организм, - ответил врач, - Скоро легче станет.
София тяжело вздохнула и спросила:
- А когда мне, хотя бы, вставать можно будет?
- Вы что, мадемуазель, говорите, - удивился врач, - Организм ослаблен, ранам еще заживать и заживать, лежите спокойно, рано об этом думать.
Вскоре медсестра погасила керосиновую лампу, и девушка осталась одна в темноте.
«Как же все странно», - подумала она, - «Знала же, что помру, понимала, уже была полностью готова, а тут раз – и такой поворот событий. И что же теперь делать, как жить?»
Заснуть в эту ночь девушке так и не удалось: когда отпустили воспоминания, к ним на смену снова пришла боль в груди, и София никак не могла решить, что из этого лучше.
Утром 11 мая София с трудом проснулась – девушка не спала практически всю ночь и заснула часов в 5 утра.
- Зачем вы меня будите, только заснула, - сонно сказала София, открыла глаза и увидела, что в палате стоит профессор.
- Утренний обход, - сказал Козлов, - Ну что, Софья, как себя чувствуете?
- Хуже некуда, - честно сказала девушка, - Все болит, спать не могу, заснула под утро, наверное, около 5 утра.
- Все могло быть гораздо хуже, если бы вы не в корсете были четыре дня назад , - ответил Козлов, - Терпите, много колоть обезболивающего тоже вредно.
- Я понимаю, - ответила девушка, - Как вы считаете, когда мне легче станет?
- Никто не знает, - ответил Козлов, - Не стоит загадывать, будем ждать и надеяться.
- Профессор, я вам рассказать один момент хотела… - вдруг сказала София, вспомнив те, ночные ощущения, так похожие на то, что было летом 1887 года в деревне у матери Алексея, - Я боюсь, как бы чахотка у меня не обострилась. Те же самые ощущения начались, что при дебюте в 1887 году были.
- Что же, и так может быть, - ответил Козлов, - От нервов и переживаний. Вы, главное, не волнуйтесь. Закроются раны, состояние улучшится, и можно будет уже поехать в Крым на лечение, вашу вторую проблему исправлять. Для этого стены госпиталя не нужны, хороший климат важнее.
- Может быть, хотя бы валерьяночку на ночь выпишите, - попросила София, - Так не спать каждую ночь я просто не смогу.
- Хорошо, валерьянку на ночь выписать можно будет, - сказал Козлов, - Отдыхайте.
На следующий день, 12 мая, девушку пришел навестить Геннадий.
- Как София себя чувствует? – обратился он к Козлову, - И можно ли ее навестить?
- Состояние Софии очень тяжелое, но угрозы для жизни со вчерашнего дня нет. Раны заживать никак не хотят, что неудивительно на фоне и того стресса, что она пережила, и чахотки, которая обострилась. Так что как только будет возможность – будем ее выписывать, чтобы человек хотя бы на воздухе бывал, а не в четырех стенах палаты сидел, - послышался ответ, - Навестить вы ее, разумеется, можете.
Геннадий поблагодарил Козлова, как вдруг услышал еще одну реплику, обращенную к нему:
- Кстати, коллега, а почему вы так настаивали, чтобы девушка тайно лежала? Ведь уже все, приговор в исполнение приводили, ошибка вышла, ничего страшного нет, если станет известно, что это София Собольникова, - сказал профессор, - Или вы не хотите, чтобы полиция сюда приходила и ей нервы мотала? Не волнуйтесь, полиция не придет, а София лежит в отдельной палате, как вы и просили.
- Не знаю, не подумал об этом, голова другим занята была, - ответил Геннадий, - Сами понимаете, в тот день в таком шоке был, боялся не довезти беднягу, опоздать.
- Это да, кровопотеря была серьезная, шок тоже сильный, вы успели как раз вовремя, - ответил Козлов.
Еще немного поговорив с профессором, Геннадий вошел в палату к Софии.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил он девушку.
- Плохо, - ответила она, - Раны не заживают, повязки несколько раз в день меняют, все болит, кроме валерьянки ничего не дают, чтобы хуже не сделать… Пару раз даже думала, что лучше бы я без корсета в тот момент была.
- Не о том ты думаешь, - ответил Геннадий, - Тебе еще один шанс для жизни дан, надо его использовать.
- Не знаю, как его использовать, - сказала София, - Мыслей нет, думать даже не могу. Так что отложу этот вопрос до своего выздоровления. Знаешь, мне все-таки той, последней малютки не хватает. Да и не только в слезливых мыслях вопрос, была бы я до сих пор беременная – расстреливать бы не повели. А если бы я без корсета была. Ведь об этом не думала в тот момент совершенно, была в полной уверенности, что все окончено. Или если бы солдаты чуть в сторону попали, где пластины нет, а пуля бы не прошла мимо сердца? И я до сих пор понять не могу, почему трибунал был, а не гражданский суд? Ладно, Саша – бывший военный, так он ведь уже сколько по времени не служит, да и прослужить успел полгода, не больше, по состоянию здоровья демобилизовался. А я – вообще никак с армией не связана, разве что заодно с Сашей решили дело и в отношении меня провести? Или, так как дело было явно особой важности, решили провернуть все быстро, не так тянуть, как тогда, когда покушение на N было? Не знаю, понять никак не могу. Версий много, а правды, боюсь, не узнаю никогда.