Выбрать главу

- Повезло… - сказал Георгий Сергеевич, - Соня, поедешь на свою «могилу» смотреть?

- Поеду, - сказала девушка.

София с Георгием Сергеевичем и его женой ехала на кладбище. Настроение у нее было не очень хорошее.

«А скоро я помру от чахотки и уже все будет по-настоящему», - подумала девушка, - «Врач из госпиталя говорил, что моя ситуация уже практически не лечится, только поддерживать можно, чтобы не было хуже».

- Соня, ты чего такая грустная? – спросил девушку Георгий Сергеевич, - Раз так все получилось, значит, жить долго будешь.

- Тятенька тоже прям так долго прожил, - сказала девушка, - Да не знаю, чувствую себя не очень хорошо, чему радоваться?

- Соня, а где ты сейчас живешь? – спросила Мария Викторовна девушку, - К нам переезжай, дом практически пустой.

- В особняке Емельяновых я живу, - ответила София, - Нормальный дом, главное, никому в голову не придет, что я там живу. А за заботу спасибо, наверное, перееду снова к вам.

«Я даже не знаю, как мне дальше жить, ни по-старому жить не могу и не знаю, как жить, ни по-новому», - подумала девушка.

Вскоре коляска подъехала к кладбищу. София посмотрела на свою «могилу».

«08.05.1868 – 08.05.1891. Ровно двадцать три года», - подумала девушка, прочитав табличку на кресте.

- Знаете, я бы хотела быть с вами откровенна, - сказала София, - Я паспорт в полиции делать себе не стала, не вижу смысла. Так что если вас не пугает этот факт – могу переехать обратно.

- Соня, это исключительно твое дело, а не наше, - ответил Георгий Сергеевич, - Ты могла этого не говорить, а я твой паспорт не проверял. Все, забудь Собольникову, не существует ее больше. Поехали к Емельяновым за вещами да вернемся обратно.

Забрав скромные пожитки, которые уместились в руках Софии, девушка села обратно в коляску и все поехали обратно домой.

Через несколько дней после того, как София обосновалась у Бирюковых, Мария Викторовна решила поговорить с девушкой. София отнеслась к этому факту совершенно равнодушно: Бирюковы имеют полное право спрашивать ее обо всем, о чем посчитают нужным, диктовать какие-то свои условия, в конце концов, как некстати вспомнилась Софии реплика мадам Пуф, как она надеялась, девушку бы ни одна более-менее приличная семья на порог бы не пустила.

«Так это Анютка говорила еще раньше, в выпускном классе, а сейчас, после того момента, еще столько произошло, что удивительно, что они согласились меня к себе снова забрать», - подумала София.

Девушку немало огорчало то, что дети считали ее какой-то гостьей или дальней родственницей, называли Бирюковых родителями.

- Пусть пока называют вас как хотят, - однажды сказала София, - Кто знает, может, я помру скоро, зачем травмировать их лишний раз?

Пятилетняя Юля и четырехлетний Федя были довольно активными и общительными детьми, иногда подходили к Софии с предложениями поиграть с ними.

- Тетя, будем играть в прятки? – предложила как-то Юля Софии.

- Доча, играйте без меня, не могу, плохо себя чувствую, - ответила как-то девушка.

- Я у мамы доченька, а тебе я Юля, - ответила Юля.

- Конечно, ты у мамы доченька, - ответила София и, когда дети ушли, начала плакать.

- Соня, пошли пока к нам в комнату, поговорим, - сказала девушке Мария Викторовна.

София встала с кресла и пошла вслед за хозяйкой. В комнате супругов, Мария Викторовна закрыла дверь и сказала Софии:

- Соня, ты же еще весной знала, чем дело кончится. Даже фразу на эмоциях сказала, что-то вроде «зачем детям переживать, когда мамку к стенке поставят». Выходит, понимала все. Так вот, и зачем тогда ты все это затеяла? Почему не остановилась?

София, услышав совершенно неожиданный вопрос, растерялась и не знала, что ответить. Девушка понимала, что спрашивать ее будут не о том, как она себя чувствует, но подобного вопроса не ожидала.

- Соня, ты ответь уже, Мария Викторовна очень хочет ответ знать, много передумала на эту тему, - сказал девушке Георгий Сергеевич, - Это все останется навсегда между нами, никому ничего не скажем.

- Да если бы и сказали, ничего страшного, - начала София, - Я думала, что так лучше будет, что все получится, что не будет этого суда, в обществе произойдут долгожданные изменения. А вышло все совершенно иначе.

- А сейчас что ты думаешь? На эту тему? – уточнила Мария Викторовна.

- А теперь я решила, что так как помру скоро, то бесполезно что-то продолжать, - ответила София, - Отказалась я уже от всех своих идей, как от неосуществимых.

Девушка заплакала.

- Помру ведь скоро, это совершенно точно. Я же по моей бедной мамочке помню, это предпоследняя стадия, следующая – это уже лечь и больше не вставать. Длится совсем недолго, мама померла быстро, долго не мучилась.

- Соня, не плачь, - сказала Мария Викторовна, - Зачем о грустном говорить, вчера ведь врач приходил, лекарства тебе купили, не сразу улучшение наступает, надо подождать.

- К мамочке тоже врач приходил, и что? - заплакала София.

Георгий Сергеевич тихо шепнул жене:

- Хватит мучить человека, отведи ее уже к себе, пусть спать ложится. У нее, видать, температура снова поднимается.

София, потихоньку дойдя до постели, разделась и легла. Девушка снова начала вспоминать госпиталь, солдата, который оказался не солдатом, а преподавателем университета, неожиданную встречу с Эми, то, как она потом возвращалась в палату в грязной сорочке, потому что сидела на земле, то, как сестра милосердия ее ругала за то, что она переутомилась на прогулке, как она говорила медсестре, что не решила, в каком платье ее хоронить, а она снова начала говорить о том, что такие мысли недопустимы…

- Мария Викторовна, я тут подумала, хоронить меня лучше в том, синем платье, которое на шнуровке, - вдруг сказала девушка, - Оно безразмерное, как раз, болтаться не будет, а то я совсем похудела.

- Соня, раз ты еще можешь о платьях думать, значит, не все так плохо, - ответила Мария Викторовна, - Все, ложись, спи, отдыхай, сон лечит. Завтра еще раз врача позовем.

- А толку от этого врача, - сказала София, - Никакого. К моей бедной мамочке врач чуть ли ни раз в неделю приходил, никакого толку от этого нет.

- Все, спи, давай, - сказала Мария Викторовна и вышла из комнаты Софии.

Наступившее лето не слишком радовало Софию. Она была в полной прострации, как дальше жить, потому что не хотела ни начинать новую жизнь, ни продолжать старую.

«Смольный мне вообще всю жизнь поломал», - подумала девушка, - «Сейчас была бы учительницей, а теперь я не пойми кто с непонятным будущим. Вот кто знает, может, меня из университета выгонят как бывшую политическую, Василий что-то тоже больше общаться со мной не хочет, да это и объяснимо. В шоке, видать, находится после моего признания, кто я такая»

- Соня, представь, будто не было этих шести лет, - предложил как-то девушке Георгий Сергеевич, - Представь, будто я тебя с Тверской улицы забрал не в Смольный, а сюда привез.

София прислушалась к этой версии и, хотя забыть эти годы было невозможно, решила углубиться в педагогику, как она когда-то хотела.

«Только не в школу, как я когда-то хотела, а на кафедру химии Московского университета», - подумала София, - «Да, я университет не оканчивала, кстати, на следующий год, если доживу, можно будет попробовать поступить. Хотя в некоторых областях знаний у меня столько, что некоторых преподавателей могу учить».

Девушку огорчало то, что кроме тяжело заживающего ранения, у нее сильно обострилась чахотка. Врач, которого однажды пригласили к Софии, когда та уж слишком плохо себя чувствовала, после осмотра тихо шепнул Бирюковым, что он до сих пор понять не может, как девушка до сих пор ходит и ведет более-менее нормальный образ жизни.