- Соня, - сказал Георгий Сергеевич, - Мы с Марией Викторовной настаиваем, что ты должна написать жалобу. Неслыханное дело, невиновного человека почти трое суток в отделении продержать.
- Не стоит, все мы люди, каждый может ошибаться. И в отделении ошиблись. Понятно, что я ни в коем случае не могу их оправдывать, но связываться и тратить свои каникулы на такую волокиту не хочу, - ответила София.
Оставшись вдвоем, Георгий Сергеевич сказал своей жене:
- Ну что, сбываются мои самые худшие опасения. Соня не хочет писать жалобу не поэтому. Просто она в чем-то замешана и боится лишний раз связываться с нашей полицией.
- Ты уверен? Может быть, все не так страшно.
- К сожалению, уверен. Очень хочу ошибаться, но это маловероятно. Практически не сомневаюсь, что она с кем-то занимается распространением прокламаций. Если дело до суда дойдет – червонец обеспечен.
- В смысле? – удивилась Мария Викторовна.
- В смысле, на десять лет поедет куда-нибудь далеко, - ответил Георгий Сергеевич.
Он даже и не предполагал, что все гораздо печальнее и его подопечная поедет не в Забайкалье и не на десять лет.
София пошла в особняк Емельяновых к Алексею. Одним из планов на эти каникулы был разговор с Алексеем про беременность, девушке было интересно, как воспримет эту новость ее так называемый муж.
- Соня, поздравляю, очень рад за тебя и за нас,- сказал он, - Получается, ты теперь из активной борьбы уходишь?
- Почему? В декабре будет еще не очень большой срок, ничего мне не помешает принять полное участие в нашем деле. Так что планы совершенно не меняются.
- Как Гельфман планируешь действовать?
- Сплюнь. Это мой самый большой страх. Буду действовать как Соня Собольникова.
- Я не в этом смысле имел в виду. Как дела на учебе?
- Нормально. Все по-прежнему. Ничего не изменилось. Как у вас здесь? Как подготовка?
- Пока не двигаемся, еще рано. Нитроглицерин будем делать в ноябре. Так что учись пока спокойно.
Вдруг задумавшись, София решила рассказать Алексею о еще летнем разговоре с Георгием Сергеевичем, рассказать о котором у нее все не доходили руки. Девушка сказала, что Бирюковы знают, куда и с кем ездила София и недовольны этим известием.
Алексей был слегка шокирован данной новостью.
- Получается, Бирюковым все известно. Может быть, не совсем все, но какие-то подозрения имеются. Поэтому, прошу тебя, Соня, будь осторожна. Нам еще много чего надо будет сделать. Нельзя раньше времени попадаться полиции, - Алексей остановился, - Соня, ты чего плачешь?
- Юленьку жалко. Как она без матери расти будет? Сначала в Смольный уеду, потом еще дальше… Я второй год как сирота и с ужасом думаю, каково будет моей доченьке, знать, что ее мать где-то далеко и не может быть рядом с ней.
- Сонечка, ты успокойся. О худшем не думай. Кто сказал, что все обязательно закончится судом и каторгой?
- Никто. Но ты сам все сегодня видел. А еще мне сон плохой снился. И уже несколько раз. Будто я нахожусь в одиночке Трубецкого бастиона. Ты погиб, отец тоже, а я попала под высочайшую милость. Приходит время рожать, а ни акушерки, ни врача рядом нет. А потом я умираю.
- Забудь. В сны верят только старушки. Тем более, как может этот сон быть вещим, если твоего папы уже сколько времени нет с нами. А ты уже давненько родила.
- Хотела бы я верить, что все будет хорошо, но как-то тревожно на душе. И на учебу скоро, меня это совсем не радует. Но, если говорить откровенно, лучше на учебу, чем в Третье отделение.
- Да, учеба - дело нужное. Когда в институт отбываешь?
- Через неделю, - снова начала плакать София, - Не хочу в институт, не хочу ходить парами и вести себя прилично.
- Не расстраивайся, все к лучшему. Думай о том, что тебе осталось учиться всего год, а это совсем немного. И в этот год нам надо будет много чего сделать. Все только начинается!
- Да, все только начинается, - твердо сказала София, - Не надо раскисать, надо находить хорошее в любой ситуации. Кстати, что нового?
- Ничего. Все по-старому. Нитроглицерин сделали, все подготовили. Осталось только поехать в столицу. Может быть, тебе не стоит туда ехать?
- Почему не стоит? Стоит. Я тоже должна туда ехать, подстраховать тебя и Марию Емельянову.
- Как хочешь, дело твое. Кстати, как у тебя дела в институте? Давно что-то не спрашивал, а ты сама не говоришь.
- Не говорю, потому что хотя бы на каникулах вспоминать про него не хочу. Дела нормально, ругаюсь с учителями, получаю единицы, недавно устроила истерику классной даме, в общем, все хорошо.
- Нашла чем хвастаться. Веди себя прилично, а то выгонят еще. И оценки бы хоть немного исправила.
- А зачем? Главное - это дожить до декабря, живой, здоровой и на свободе. А там либо все изменится и институт в принципе закроют, либо мне будет просто не до учебы в Шлиссельбурге.
- Слушай, не надо о грустном. Расскажи лучше, как Юленька.
Разговор плавно перешел на другие темы. Эти дни каникул проходили гораздо лучше предыдущих.
Софии настолько не хотелось расставаться с Алексеем, что девушка решила те три дня, которые она провела в участке, провести в его обществе, приехав в институт позже начала учебы. Не сказав Алексею точную дату, когда начнется учеба, София просто пожила эти дни у него. Но рано или поздно, с любимым пришлось прощаться и София, совершенно не желая этого, была вынуждена вернуться в институт.
Проходя мимо комнаты мадам Пуф, девушка прибавила шаг, чтобы не попасться классной даме, однако, ей это не удалось.
- Здравствуйте, мадам, - сказала София и сделала книксен, как это было положено по уставу института. Видя, что Анна Игоревна весьма недовольна ситуацией, София снова начала закипать, - Мадам Пуф, а что вам не нравится? Я пришла в институт, прибыла на учебу, да, на три дня позже, но меня эти три дня в полиции ни за что продержали, все справедливо, на каникулах я была ровно неделю. Не должны же мои каникулы были сократиться из-за произвола нашей полиции? Я вернулась, не пьяная, табаком от меня не несет, что еще надо?
- Софья, пошли к начальнице, - услышала девушка и недовольно подумала, - «Опять к начальнице, опять слушать все эти глупые разговоры, сколько уже можно?»
София была на взводе от того, что она вдруг вспомнила, как не так давно, дней пять назад Георгий Сергеевич намекнул девушке, что в курсе, чем она занимается и припугнул полицией. Конечно, опекун совершенно не представлял, насколько все далеко зашло, и думал, что дело ограничивается сходками и агитацией, иначе бы увез девушку куда-нибудь подальше из Москвы. София тоже догадывалась, что ее, простым языком говоря, «берут на понт», но ссориться с людьми, которые ее приютили, не хотела. Девушка просто отшутилась, вопрос был исчерпан, но осадок в душе остался.
А теперь, после всей этой ситуации, на девушку напала необычайная злость и София сказала мадам Пуф:
- Да пошел этот институт к чертовой матери!
С этими словами девушка выбежала на улицу. Погуляв недолгое время по улицам, София слегка остыла, а потом поняла, что поступила неправильно. Однако возвращаться в институт в таком состоянии девушке совершенно не хотелось. Поэтому она решила заночевать в бане родительского дома. Хоть и было там неприбрано, необжито, девушку этот вариант вполне устроил. Ночевать у Емельяновых София побоялась, чтобы ее вдруг не арестовали, мало ли, вдруг уже полиция напала на след – по улице проходил филер и София боялась, что он может заметить что-то не то.
София знала, что опоздание на учебу уже на четыре дня вполне может вызвать недовольство полиции, не говоря уже о недовольстве начальства, но девушка решила, что пусть будет то, что должно быть.
Родительский дом София посещала иногда, просто посмотреть, «подышать тем воздухом», повспоминать маму и папу. И в этот раз, вдоволь насладившись приятными воспоминаниями, девушка наутро решила не ехать в столь ненавистный институт, а устроить себе снова «гастрономический тур» и развлечься, в то время, как ее подруги сидят на уроках.