- Если вспомните что-нибудь еще, не стесняйтесь, сообщайте охране, я приду. Или можете записочку передать.
- Хорошо, но вряд ли я вспомню что-нибудь другое, - ответила девушка.
- Ну вот, написала признание, держи, - сказал комендант тому самому человеку из Третьего отделения.
- Мне пока это не надо, к делу приобщать не будем. Не уверен в правдивости ее версии, а если это правда – ей же хуже. Положи пока в папку и спрячь в секретное место, надо будет – достанем и обнародуем.
Тем временем, Софию вернули обратно в камеру. Спустя несколько часов жандарм принес девушке стопку книг, пачку бумаги, чернильницу, тарелку пирожков из ближайшего трактира и кувшин морса.
- Спасибо, - ответила девушка и добавила, - Если будут спрашивать, передайте вашему начальнику, что я больше все равно ничего не вспомню.
«Что произошло? Почему вдруг ко мне пришли с такими вопросами? Неужели не верят в то, что инициатива исходила от нас троих, наверное, какой-то заграничный след пытаются найти. Да нет его, и не может быть, я бы не стала участвовать, если бы это какие-то сомнительные идеи проталкивало», - подумала София и мечтательно добавила, - «Вот было бы хорошо, если бы пирожки отныне приносили почаще».
Второе мая.
София была под впечатлением от вчерашнего дня и долго не могла прийти в себя. Девушка думала о том, что же произошло, и почему ее решили раскрутить на откровенность.
«Наверное, решили, что спустя три месяца после оглашения приговора уже скрывать никто ничего не будет, захотелось уточнить, как все было на самом деле, может быть, какое-нибудь указание сверху пришло», - подумала София и решила больше не думать на эту тему. Захотелось узнать правду – их право. Единственное, что слегка беспокоило девушку – так это то, что она вдруг решила признаться в том, что не совсем и было.
«Как сказал комендант, написала себе путевочку на тот свет», - пронеслось в голове девицы, - «Знать бы еще, будут они давать ход этой бумаге или положат под сукно подальше. Ай, ладно, не буду себе греть голову раньше времени, пусть будет то, что суждено, все равно от меня ничего толком не зависит. Если уж говорить откровенно, то я свой выбор сделала в доме предварительного заключения на Шпалерной, больше года назад, а на так называемой могиле моего бедного тятеньке пообещала ему окончить то, что он начал. Так что, говоря чисто формально, то в том признании нет ни слова лжи, и я не взяла на себя ничего лишнего».
В голове Софии, будто фильм, начали прокручиваться события годовалой давности. Вот она приходит на кладбище, вот сторож предлагает ей за скромное вознаграждение показать могилу Льва Пантелеймоновича, вот девушка стоит у могилы отца и плачет, вот София возвращается в дом Бирюковых с твердым намерением закончить начатое дело. В голове, против воли девушки, начал проноситься монолог, который она сказала прошлой весной.
[воспоминание]
“Папочка, родненький, как же я мечтала найти тебя, хоть после смерти. Наконец-то мое желание сбылось! Я рада, что хотя бы могу приходить сюда и рассказывать о своих делах. Дорогой мой Papa, как иногда говорили девочки-институтки, я обещаю, твое дело будет исполнено и завершено. Как жаль, что мы не можем поговорить о том, чем ты занимался и все обсудить. Но ничего, будь спокоен, Соня примет самое активное участие в деятельности “Народной Воли”, насколько это будет возможно, не посрамит честь фамилии и завершит то, что вы начали - поможет осуществить покушение на императора. Обещаю, сделаю все, чтобы завершить начатое, не волнуйся. А надо будет - и рядом здесь закопают.
Папочка, дорогой мой, прости меня, что я так долго тянула, что потеряла почти полгода и ничем не занималась. Но в одиночке на Шпалерной я долго думала и поняла - ты прав. А я виновата в том, что не сразу это поняла. Прости меня за это, если можешь”.
[конец воспоминания]
«Да, я все правильно сделала, написала полное признание во всем, в том, что это я организатор и вот теперь уж точно честна перед собой, товарищами и бедным тятенькой», - подумала девушка, - «И будь что будет, больше не буду думать на эту тему, от меня уже ничего не зависит. Как говорил батюшка в институте, на все воля Божья».
День третьего мая София встретила радостно. После всех вчерашних размышлений девушка не переживала ни о чем и была полностью счастлива.
Когда ее вызвали к доктору, София вся светилась от счастья, что трудно было не заметить.
- Что случилось? – поинтересовался у девушки врач.
- Да ничего не случилось, скоро ребеночек родится, радуюсь вот. А что мне, огорчаться что ли?
Врач не стал комментировать эту реплику, осмотрел ногу и сказал:
- Ну что, повезло тебе. Быстро все зажило. Радуйся, что пуля в ногу не вошла и кость не задела, а то лежала бы сейчас и даже встать бы не могла.
Вернувшись в камеру, София все так же пребывала в радостном настроении и больше не расстраивалась. Книги читались с удовольствием, опостылевший Пушкин заиграл новыми красками и только радовал девицу. Так незаметно прошел этот день.
Тем временем, комендант крепости разглядывал документ, что несколько дней назад ему написала София.
«Я, Собольникова София Львовна, заявляю, что именно я была организатором взрыва, который привел к гибели N. В качестве причины выделяю ряд личных мотивов, а также желание принести пользу государству и обществу. Алексей Леонов и Мария Емельянова действительно оказали мне небольшую помощь, в большей части, моральную, однако, к организации взрыва они отношения не имеют. Так же хочу добавить, что я совершенно не в курсе, почему взорвалась карета Анастасии Романовой и кто причастен к этому событию. 1 мая 1887 года, подпись.»
«И что вот с этим теперь делать? Да ничего, наверное. Положить куда подальше и пусть пылится. Все равно толку от него никакого», - решил он, - «Посмотрим, может, еще что-то всплывет по этому делу».
4 мая.
День мало отличался от всех предыдущих. София снова читала. Однако, чтение было прервано известием о том, что девушку снова куда-то выводят.
«Куда же на этот раз?» - подумала София. Однако, увидев, что ее снова привели в комнату с двумя стульями, девушка поняла – у нее опять будут спрашивать, кто заказчик взрыва.
«Да сколько можно уже?» - подумала София, - «Опять будет то да потому».
Однако, в помещение вошел совершенно другой человек, как позже выяснилось, из Третьего отделения. После ненавязчивых вопросов о самочувствии и погоде, девушка услышала то, что догадывалась услышать:
- Так что, София Львовна, вспомнили, кто именно был заказчиком взрыва?
- Я же уже не только говорила, но и писала. Организатор взрыва – я, никого другого там нет и не может быть.
- Стоите на своем, значит. А кто же организовал подрыв кареты Анастасии Романовой? Неужели тоже вы?
- Нет, лишнего на себя брать не буду. Я совершенно без понятия, кто совершил это злодеяние и вместе с вами, если не больше вашего, скорблю об этой утрате. Светлая память хорошему человеку.
- Ну и логика у вас, София Львовна. Здесь – попытка помочь обществу, там – злодеяние. Не понять совершенно.
- А вам это понимать не обязательно. Или вы не согласны с тем, что гибель Анастасии Михайловны – это ужасно? Руки бы оборвала этим злодеям.
- И чем же вы от них отличаетесь, позвольте узнать?
- То были преступники, террористы, которых непонятно как земля до сих пор носит. Погиб невинный человек. Да что я говорю, вам все равно этого не понять… Кстати, знала бы, кто это – рассказала бы вам обязательно.
- Давайте все-таки вернемся к тому, от чего начали. Значит, я правильно понял, что организатор первого взрыва – это вы?
- Да, все именно так.
- Хорошо, значит, даем ход вашему заявлению, и пусть уже компетентные люди разбираются в его подлинности.