София еще раз посмотрела на сына.
«Нет, я прямо не могу, сердце разрывается от мысли, что двое малюток сиротами расти будут… Или написать уже, наступить себе на горло. Может быть, тогда куда-нибудь в глушь на поселение отправят, а я заберу туда своих деток и буду там жить вместе с ними», - девушка задумалась, - «Ага, ладно, самой уехать на край географии, так еще и детей обречь на заведомо незавидное будущее с трехлетней школой в соседней деревне и фельдшером за тридцать верст. В Москве им явно лучше будет».
София легла на кровать и заплакала. Маленько успокоившись, девушка решила:
«Все, нельзя сейчас думать на эти темы, нельзя принимать каких-то важных решений. Как говорил Алексей, это гормоны после родов играют. Вот через несколько месяцев, ближе к осени, можно будет и решить для себя, как лучше поступать».
София успокоилась этой мыслью, как вдруг к ней пришла новая, расстроившая девушку сильнее прежнего:
«А из Шлиссельбурга будет возможность всякие прошения писать? Или уже все, дорога закрыта и надо сейчас определяться? Нет, не может такого быть, на Высочайшее имя должна быть возможность писать. В конце концов, у меня много времени есть на то, чтобы подумать и решить, главное, не поддаваться порыву».
14 мая.
На следующее утро София никак не могла решить, к правильным ли выводам она пришла вчера. Мысли начали крутиться в голове с новой силой.
«А, может быть, наоборот, надо сейчас все писать, под эмоцию, чтобы потом не жалеть?» - решила девушка.
Через пару часов рассуждений, София взялась за перо и бумагу, чтобы написать письмо одной довольно влиятельной женщине из Москвы, но которая была родственницей погибшего N.
«Здравствуйте, мадам», - написала она и сразу задумалась:
«Нет, это обращение, если бы я просто письмо писала. А я же документ составляю. Наверное, надо писать прошение, с шапкой по правому краю, правильным оформлением, в общем, все как положено».
Но и на этой версии София застряла надолго.
«Прошу принять во внимание мое раскаяние», - написала девушка и зачеркнула.
«Какое тут раскаяние, писать заведомо что попало, нет, я так не могу», - решила София и порвала этот лист.
«Да что же это такое, написать не могу ничего…» - подумала она, - «Может, в свободной форме лучше написать?»
София взяла в руки первый лист и прочла самую первую строчку, что уже успела написать.
«И что дальше? Не буду же я писать как бабе Ане «передаю пламенный привет из самого сердца столицы»? А ничего другого в голову не идет», - девушка отложила лист и задумалась, - «А что я вообще хочу написать то?»
Через полчаса мучений родился следующий текст:
«Здравствуйте, мадам. Не уверена, что имею право писать вам, но не могу не сделать это. Прошу войти в мое положение. Насколько вам известно, у меня уже есть старшая дочь, а недавно родился сын. У меня сердце разрывается от мысли, что они будут расти сиротами. Очень прошу вас как-то принять участие в моей судьбе, выход на поселение в отдаленных районах нашей страны был бы лучшим выходом из положения. И я бы осталась далеко от цивилизованного общества, и детки были бы при матери. Поэтому обращаюсь к вам и надеюсь на лучший исход событий».
Перечитав письмо, София отдала его жандармам с просьбой отправить. Утомившись, девушка легла на кровать.
Немного подремав, София открыла глаза и решила продолжить отдых с открытыми глазами. Вдруг ее внимание привлек громкий смех из коридора.
- Нет, ты только прочти вот эту фразу. Вообще, верх юмора, такого даже в анекдотах не найдешь, - смеясь, сказал один из жандармов.
- Да, веселая фразочка. А как тебе «выход на поселение в отдаленных районах нашей страны был бы лучшим выходом из положения»? Конечно, захотела на поселение выйти. А переезд в санаторий в Крыму был бы еще более удачным решением. Вот дура, совсем не думает, что пишет.
- Что хочешь, полоумная она.
«Письмо мое разбирают по фразам», - подумала София.
Совсем скоро в камеру Софии вошел жандарм.
- Слушай ты, террористка. Такого отборного юмора я даже у Чехова что-то не читал. Мы это письмо никуда отправлять не будем, а повесим на стенку в рамочку, чтобы все могли его читать и смеяться. Нет, ну это только придумать надо было, про выход на поселение. Хочешь писать – пиши официальное прошение с нормальными формулировками.
«Ну что, не отправили – значит, не судьба. Тем более, знак сверху, что надо не выпендриваться, не предавать память близких мне людей, а просто надеяться на лучшее. Как раз, мне еще есть время на подумать, все тщательно обдумаю и решу, стоит ли писать официальное прошение», - решила София.
15 мая.
Софии не сиделось спокойно на месте. Уложив сына спать, девушка решила попытать счастья и постучать по водосточной трубе.
«За одной стенкой доктор, за другой – пустая камера, а вот снизу кто-то точно должен быть», - подумала она.
София, выбрав момент, когда жандармы отвлеклись и сели играть в карты, постучала по водосточной трубе. Удача улыбнулась девушке, она смогла переговорить еще с одним политическим. Совсем скоро девушка уже изливала душу практически незнакомому человеку. Конечно, сначала девушка ограничивалась более-менее общими фразами, вроде «родила двух сирот», «проклятая система во всем виновата», а потом разговорилась и начала рассказывать о том, что у нее начала ехать крыша и она уже практически готова написать прошение о помиловании, только не уверена в том, что она права.
- Слушай, посоветуй мне, писать или нет? Уже третий день не могу решить, а мысль крепко в голову вошла, выбить никак не могу.
- Не могу советовать, не знаю, - ответил человек, - Хочешь, письмо Елагиной отправим, потайными путями, пусть она посоветует что-нибудь.
- Так она же на Сахалине, пока туда письмо дойдет, да и дойдет ли, - удивилась София.
- Сбежала по дороге, сейчас снова в Москве, в террористки подалась, - услышала девушка.
София попросила некоторое время для того, чтоб подумать, что именно она попросит отправить, а потом сообщить ответ.
«Не может быть, Эми в Москве… Хоть одна живая душа осталась», - подумала девушка сквозь слезы и начала думать, что бы спросить.
Спустя некоторое время один из мальчишек передал Эмилиане письмо.
«Анна, молока у нас много, девать некуда, хоть в умывальник заливай, тратим куда ни попадя. Может, купишь пару литров?»
Автор надеялся, что этой фразой он намекнет Эмилиане на то, что письмо стоит прогреть и прочитать второе послание.
Второе письмо гласило:
«Дорогая Э., недавно узнала о том, что ты снова в Москве. Нужен совет врача и товарища по борьбе. Слетаю с катушек, мысли о детях все усугубляют. Боюсь скоро уехать в Кащенко. Постоянно думаю, не написать ли прошение о помиловании, но не могу пойти против принципов и предать тятеньку и Алексея. От этого крыша едет еще быстрее. Прошу, найди способ и ответь мне что-нибудь. С.С-ва.»
После того, как послание через десятые руки было отправлено, София более-менее успокоилась и пообещала себе не предпринимать никаких решений, пока не будет получен ответ.
- Ну что, Феденька, подождем, не будем никуда торопиться, торопиться нам некуда, правильно? – обратилась София к сыну, - Скоро увезут тебя, как же мне будет тебя не хватать….
16 мая.
Казалось, с утра все было как обычно. Врач уже не приходил, а София просто осталась наедине с ребенком в больничной камере.