Кстати, я это скрывала, но могу тебе признаться, я чуть было тоже руки на себя не наложила. Порвала простыню на ленты и стояла, думала, куда бы их зацепить. Даже не могу объяснить, почему на такое решилась. Все наложилось: и Феденьку забрали, и полгода за Алену дали, и будущего себе не видела… А потом, уже через пару дней, вспомнила тятеньку, подумала примерно то же, что и Мария пишет, что нельзя сдаваться, и поняла, что чуть было не совершила роковую ошибку. На пару минут позже зашел бы жандарм и все, не разговаривали бы мы сейчас.
В своих мыслях София будто бы перенеслась в тот самый день. София, стоящая посреди камеры, жандарм, вырывающий ленты из рук – все это в мгновение пронеслось у девушки в голове. Однако София постаралась как можно быстрее выбросить этим мысли из головы и дальше разговаривать с подругой, с которой она не виделась столько времени.
Незаметно прошло два месяца. София понимала, что ее совсем скоро вычислят, поэтому нервы девушки были на пределе.
Однажды, немало разволновавшись от того, что все видят, что она неплохо ориентируется в институте, девушка упала в обморок. Дойдя до лазарета, девушка сказала врачу:
- Мне бы сейчас валерьяночки или еще чего-нибудь. Травку какую-нибудь, как в Петропавловке мне давали, ну или спирта на крайний случай.
- София Львовна, спирт у нас строго подотчетен, - сказал доктор, - Особенно после того, как в прошлом году его то первый класс воровал, то второй. А валерьянки – пожалуйста, это без проблем можно устроить.
- Если есть такая возможность, накапайте так, чтобы я сейчас упала в постель и раньше завтра не проснулась, мне очень плохо, - ответила девушка.
В один из дней София после уроков, как это обычно бывает, идет в лазарет пить чай к доктору. Конечно, девушка понимала, что некоторые могут догадываться, что ей не безразличен Геннадий Григорьевич, но скрывать это София не планировала. В конце концов, что плохого в данном факте?
- Здравствуй, - сказала София, - Очень рада тебя видеть.
- Я тоже скучал по тебе. Что нового? – ответил Геннадий и завязался довольно длинный диалог, плавно перетекший в вопрос Софии:
- Кстати, я тут что подумала, проблема такая возникла. Скоро же явно будем шить платья на бал, как мне поступить? Запястья надо как-то скрывать, а то сам видишь, что у меня тут творится, - София отвернула кусок нарукавника и показала что-то вроде красного следа с черными пятнами.
- Сшей что-нибудь с длинным рукавом, - предложил доктор, - Все закроется.
- Во-первых, как-то не очень правильно шить такое платье. У всех будут руки открытые, могут лишние вопросы пойти. Да и вообще, что-то я не видела таких фасонов, чтоб запястье было полностью закрыто.
- Ты ж знаешь, я в фасонах платьев не силен, - Геннадий задумался, - А хочешь, я тебе в городе куплю перчатки до локтя, иди в них.
- Спасибо за идею. Только лучше будет сшить их самой, чтобы были в тон платью. Тогда вообще никто не придерется.
- Умница моя, - сказал Геннадий и начал обнимать девушку. София ответила взаимностью.
- Геннадий, Геннадий, во-первых, мы в институте, а во-вторых, мне сейчас беременеть вообще нельзя. Каждый год по ребенку – это уж слишком.
- Хорошо, давай дальше просто разговаривать, - согласился Геннадий.
На следующий день, в очередной раз, сразу после уроков София, вместо того, чтобы учить уроки, направилась в лазарет.
- Здравствуй, - сказала девушка.
- Зачастила ты ко мне, как бы вопросы не возникли у окружающих, - улыбнулся Геннадий, - Чего же ты уроки не учишь?
- Нет желания, да и без этого я все это знаю. В прошлом году училась же, что-то помню, - ответила София, - А если кто-то будет спрашивать, что я в лазарете делаю, скажу, что пытаюсь узнать как можно больше, чтобы потом сестрой милосердия в больнице работать.
- Все с тобой ясно, – сказал Геннадий.
- Кстати, я тут вспоминала недавно один случай, хотела у тебя спросить, - вспомнила София, - Прошлым летом, когда я сбежала и добралась до дома матери Алексея, мне так плохо было. Температура высокая, слабость сильная, ходить не могла. Грудь потом болеть начала, спина, руки, ноги… Допустим, руки можно списать на то, что я кандалы варварским образом стягивала и поранилась, в ногу жандармы стреляли. Но грудь и спина с чего болеть начала? Знаешь, я даже думала, что от столбняка помру, но все со временем прошло. Значит, вариант с грязью, попавшей в ранку, отпадает.
- Ох, Сонечка, не хочу тебя пугать, но чахотка это так начиналась, - сказал Геннадий, - Ты ведь сама говорила, что у тебя мама болела. Заразилась от нее в детстве, наверное. А тюрьма и побег спровоцировали дебют болезни. Это хорошо, что у тебя все прошло и обратно скрылось, а не перешло в активную форму. Иначе бы не только всех поперезаражала, но и сама бы к родителям отправилась.
- В общем, если теперь попаду в Шлиссельбург, то долго там не проживу, - сказала София, - Понятно, теперь вообще надо осторожной быть, чтобы снова в лапы к жандармам не попасть. Помню, мама все переживала, чтобы я от нее не заразилась… Кстати, в институт же Анютка, говорят, вернулась, не прикрыла бы мне лавочку с походами в лазарет по поводу и без него.
София села на колени к Геннадию.
- Ладно, не будем о грустном, и без того много печалей в нашей жизни.
Пара начала обниматься.
Когда София в следующий раз пошла в лазарет на очередную встречу с Геннадием, после традиционных приветствий, объятий и поцелуев, София спросила любимого:
- Ну как там мои детки? Насколько мне известно, Мария Викторовна тебя к ним периодически зовет.
- Да, я был у них. Растут нормально, здоровенькие. Юленька говорить начинает, твоих опекунов вовсю родителями считает, а они это только поддерживают.
- Наверное, и правильно это. Маленькая еще, подрастет – тогда все и узнает. Жаль, что мне их увидеть нельзя. И из института выходить нельзя – страшно, мало ли что. Вдруг полиции на глаза попадусь. А сюда она точно не придет. Боюсь, как бы слухи не начали ходить, и чего же это Софья на прогулки не выходит. Конечно, я говорила уже, что не хочу встретить навязчивого жениха, общение с которым категорически не поддерживают родители и который за мной приехал аж из самого Томска, но кто знает, как долго будут верить этой легенде. Хорошо, что хоть с тобой можно на все темы говорить, а то я бы точно уже с ума сошла от того, что надо вечно играть свою роль.
София обняла Геннадия… Через некоторое время девушка снова сказала:
- Милый мой, ты пойми, нельзя нам, нельзя. Куда я третьего ребенка дену?
- Сонечка, я же тебе уже рассказывал, в столице открылась Российско-Американская мануфактура, они начали выпуск определенных товаров, все обойдется, я тебе как доктор говорю.
- Ладно, поверю тебе. Лишь бы только никто не узнал, а то точно исключат за аморальное поведение.
София чуть замолчала, а потом добавила:
- Геннадий, как врача тебя спрашиваю, есть ли шанс мои руки как-то подлечить? А то не могу уже больше их прятать.
- Сонечка, я даже не представляю, что можно сделать. Боюсь, пятна на всю жизнь останутся. А в чем проблема, неужели так много вопросов задают?
- Нет, что ты, вопросами никто не мучит. Но, все-таки, хочется не прятать эту срамоту под нарукавниками.
- Пока медицина настолько вперед еще не шагнула. Но ты не волнуйся, со временем что-нибудь наши ученые изобретут и ты сможешь с чистой совестью носить открытые платья.
- Да, будем на это надеяться, - сказала София и обняла Геннадия.
15 октября София рискнула выйти из института на первую и единственную прогулку. Ей очень хотелось пройтись дальше институтского сада, в котором она и то боялась заходить слишком далеко, чтобы не увидели случайные прохожие.
Девушка прошлась по улицам, которые ей о чем-то напоминали.