«Не буду здесь учиться, не хочу!», - подумала София и побежала прочь.
Однако далеко уйти ей не удалось. Жандармы практически сразу догнали девушку, повалили на землю, заломили руки.
- Тебя прямо так вести в институт или, может быть, сама пойдешь? – услышала она.
- Сама не пойду, - сказала София, - Меня дети ждут. Амнистия, называется, из Петропавловки прямо в Смольный. Невелика разница.
Не отпуская девушку, жандармы завели ее в здание института.
К крыльцу Смольного института благородных девиц подъехала тюремная карета. Из нее вышел жандарм, потом еще один, и только после них молодая женщина с институтской форме.
- Пошли, - сказал один из них Софии, и они вошли в здание института.
В вестибюле один из жандармов обратился ко второму:
- Следи за ней, я пока к начальнице.
София, которая была снова одета в институтскую форму, безучастно смотрела по сторонам.
«Таскают меня туда-обратно, словно я вещь какая-то», - подумала девушка, - «Амнистия – так отпустили бы на все четыре стороны, нет, сюда привели… И опять я в форме, а что поделать, забирали же тогда из института, я была в форму одета…»
После краткого разговора с начальницей, жандарм вернулся и сказал девушке:
- Значит, несмотря на то, что ты снова свободна, ты здесь остаешься. И только попробуй уйти куда-нибудь, пожалеешь. Было дано указание вернуть тебя сюда, чтобы доучилась, все понятно?
- Да, понятно, чего тут непонятного, - сказала девушка.
- Надеюсь на твою порядочность, если что – пришлем жандарма, будешь как принцесса Датская в прошлом году с личной охраной ходить, поняла?
София кивнула.
- Все, свободна, можешь идти к классной даме или к кому-нибудь еще, рассказать, что вернулась. Пусть порадуются, - услышала девушка.
- Да, пусть порадуются, не все же нам с тобой мучиться, - подтвердил второй жандарм.
София вошла в дортуар и снова расположилась там.
«Уже который раз меня то отчисляют, то восстанавливают, как-то поднадоело…» - подумала девушка, - «И в этот институт вечно ссылают, тоже надоело. Сейчас жила бы себе у Бирюковых, растила деток, ан нет, жандармы прямо из столицы привезли в институт».
В дортуар вошла мадам Пуф. От одного ее вида девушка вспомнила все свои былые обиды, самая яркая из которых началась совсем недавно, в тот день, когда классная дама донесла полиции, что Софья Ивановна Кожемякина и София Львовна Собольникова – один и тот же человек. Решив, что не стоит скрывать то, что хотелось сказать уже давно, девушка начала монолог:
- Ну что, дорогая моя и любимая Анна Игоревна, как говорится, вечер в хату. Не добились вы своего, не удалось избавиться от Сони, хоть и взяли ее в свое время на понт. Кипешнулась Софьюшка, а синемундирники ласты ей завернули, браслеты надели да в казенном доме закрыли. Однако, не все так просто. Амнистия пришла террористке, а жандармы привезли снова ее в институт. Только вот незадача – я же с недавнего времени не только политическая, но еще уголовница. Персональное спасибо за это мадемуазель Колынцевой, благодаря ей у меня вторая судимость появилась. Вот только не понимаю я, почему меня никак окончательно не отчисляют, а все тянут кота за грешные места. Так бы жила уже в родительском доме, растила детей, окончила школу заочно, а так должна сидеть здесь как в тюрьме. Кстати, авторитетно заявляю, отличия между Смольным и Петропавловкой минимальные, разве что аттестат по выходу из крепости не выдают, да и знания немного другие прибавляются. Поэтому придется нам с вами терпеть друг друга еще полгода, до моего выпуска. Была бы моя воля – сегодня же покинула бы это заведение, но не мне это решать, кстати, и не вам тоже.
- Ты что себе позволяйт, Софья, - услышала девушка голос классной дамы, - Ты что делайть и вообще, чего добиваться?
- Чего я делаю? Да ничего я не делаю, правду решила сказать, хотя да, это идея, можно будет отчисления подобиваться. Да, я отчисления добиваюсь и свободы, которую уже третий год не вижу. То Смольный, то всякие злачные места, вроде Шпалерной или Петропавловской крепости, про полицейский участок вообще молчу… Кстати, можете сходить к Маман, пожаловаться на то, что в институт террористок начали поставлять, может, к вашим доводам она и прислушается и выгонит меня отсюда к чертовой матери. Наконец-то свободной тогда стану. От этого и вам, и мне лучше будет. Это если в августе я пряталась в институте, потому что в Шлиссельбург не хотелось, а больше идти некуда было, то сейчас я здесь нахожусь не по своей воле и даже не по воле опекуна, как больше двух лет назад. Жандармы, понимаете ли, привезли меня сюда, чтобы я училась и стала если не благородной девицей, то хоть кем-то, на их взгляд, приличным. А я и была приличной девочкой, пока моя бедная мать не умерла, а государство не взяло на воспитание. Выходит, оно во всем виновато. Например, в том, что несколько раз посидев в участке или другом подобном месте просто так, ни за что ни про что, я задумалась, а не правильно ли поступают те, к кому меня ошибочно причислили. А моей бедной матери даже в кошмарном сне бы не приснилось, что Соня в нелегальной лаборатории гонит нитроглицерин, а ее ручки вместо нот для фортепиано держат бомбу и вот-вот готовы ее метнуть… Да и в моей головке совершенно не было такой мысли, что я могу взять и заложницу захватить. А что поделать, жизнь такая, не знаешь, что завтра будет. Кстати, шрамы у меня на руках появились не потому, почему я вам тогда сказала, а это память о наших застенках и о том, как подкандальники решили не надевать. Вечное напоминание о том, что борьба еще не окончена.
София посмотрела на мадам Пуф и увидела, что она очень разозлилась.
«Вот и чудесно. Сейчас потащит меня к Маман и начнет говорить о том, что таким хабалкам не место в институте. Может быть, повезет и меня отчислят», - подумала девушка. Она даже не догадывалась, что все пойдет немного не так.
- Спасибо за познавательный рассказ, однако, я это и без тебя знаю, - сказала мадам Пуф Софии, - А теперь пошли, я покажу тебе твой новый дортуар, здесь ты будешь жить, я не позволю, чтобы ты жила вместе со всеми остальными девочками.
Увидев комнату, которая когда-то была кладовкой, а, по-видимому, незадолго до приезда Софии туда перетащили кровать и тумбочку, девушка вообще обрадовалась.
«Отдельные хоромы», - подумала София, - «Не буду никого хоть видеть, буду жить здесь одна, спокойно. Хотела Анютка сделать мне хуже, а сама, не понимая этого, только лучше мне сделала».
Обосновавшись в этой каморке, София успокоилась и легла в постель.
В ближайшие дни девушка узнала, что и Елагиной пришла амнистия, а отец, немало разозленный поступками своей дочери, снова отправил ее доучиваться в Смольный.
«Надо будет на днях с Эми амнистию хоть отпраздновать», - подумала София.
«Да, в мире с Анюткой жить, наверное, невозможно. И простить то, что она сделала, просто невозможно. И даже забыть это нельзя. А вдруг бы амнистия не пришла и я бы до сих пор была в застенках?» - думала София.
В один из дней, так и не сумев заснуть от обиды, София вдруг встала с постели и пошла в дортуар выпускного класса будить Катерину Никонову, главную хулиганку класса.
Прокрутившись с боку на бок в постели без сна немало времени, София решила разбудить Катерину Никонову, чтобы с ней немного переговорить.
- Катя, просыпайся, - сказала шепотом София.
- Совсем с ума сошла? Тебе чего надо? Сейчас на шум баба Аня придет, - услышала она в ответ.
- А ты не шуми. Давай немного поговорим.
Девицы прошли в умывальную.
- Так чего же тебе понадобилось посреди ночи? – спросила Софию Катюшка.
- Кать, я же правильно все помню, ты нашу немку не любишь?
- И что из этого? Будить теперь меня только ради того, чтобы это спросить? – недовольно ответила Катюшка.
- Кать, ну ты же понимаешь, к чему я. Ты же эксперт во всяких шалостях, гадостях, посоветуй мне немного, помоги хотя бы советом. Я никак не могу свою обиду забыть. На Анечку нашу дорогую.