Такова закономерность цели. Теперь Штаммлер снова обращается к социальной философии, в частности к материалистическому пониманию истории, и подвергает критическому анализу некоторые его положения.
Согласно этому учению, процесс исторического развития совершается противоречиями, социальными конфликтами, и в этом состоит диалектический характер истории. Социальный конфликт обозначает не грубую борьбу за власть и благосостояние, а внутреннее противоречие, существующее в социальном организме и получающее лишь внешнее выражение в борьбе классов. Это внутреннее противоречие возникает обыкновенно между производительными силами данной эпохи и устарелым правовым порядком, между материей и формой социальной жизни. Но форма, право, зависит от материи, социального хозяйства; поэтому первая необходимо должна уступить второй, конфликт получает своё разрешение. Возникает два вопроса: в каком смысле право зависит от хозяйства, в чем ближе состоит эта зависимость? И затем: в каком смысле утверждается здесь необходимость определенного разрешения данного социального конфликта?
Отвечая на первый вопрос, нужно наперед установить, что непосредственной механической причинной связи между правом и хозяйством не существует, — в противном случае не могло бы быть и речи о конфликте. Правда, можно проследить каузальное возникновение отдельного правового положения, но это не приблизит нас к разрешению вопроса. Если кто–либо наблюдает обучение рекрутов, маневры и т. и., разве он скажет, что причина всего этого есть защита отечества? Конечно, опыт научил мудрому правилу: vis pacem, para bellum, тем не менее последнее слово о способе зависимости военных упражнений от защиты отечества будет отношение не причины и следствия, а средства и цели. Это же соображение приложимо и к праву. Право должно произвести известную форму социального общежития, оно есть средство к достижению человеческих целей. Поэтому, если бы кто–либо вздумал довольствоваться одним каузальным рассмотрением возникновения известных правовых положений, тот упустил бы из виду самое понятие права, ибо «это понятие, как бы ни было изменчиво его содержание, включает в себя мысль, что должно быть достигнуто известное состояние человеческого общежития» (901).
Что материалистическое понимание истории представляет себе зависимость хозяйства и права именно как средства и цели, явствует между прочим и из такого соображения: если бы речь шла о причинной зависимости, тогда можно было бы утверждать связь между данным хозяйством, которому уже не соответствует устаревшее право, и новым, будущим, правом; между тем зависимость эта утверждается относительно существующего, устаревшего права и данного хозяйства. Эта зависимость может мыслиться только в форме отношения средства к цели; именно, старое право, инструмент, изобретенный людьми, плохо служит своей цели, он должен быть отброшен, как негодный. В таком смысле истолковывает Штаммлер основную мысль социального материализма; формула, в которой оп выражает это своё понимание социального материализма, такова: «правовой порядок есть средство к усилению производства и в этом имеет свою последнюю цель» (403).
Что же в таком случае социальный конфликт? Оп может состоять только в несовпадении (Iukongruenz) формы и материи данного общественного бытия, противоречии между хозяйством и правом. Масштаб, по которому возможно определить наличность конфликта, составляет цель права, которая уже известна. Внутренний социальный конфликт имеется тогда, когда социальные феномены, возникшие в данном человеческом общежитии, противоречат последней цели соответствующего им права (411). На этом, за недостатком места, мы и прервем изложение замечаний Штаммлера относительно материалистического понимания истории, чтобы возвратиться к некоторым из них в конце статьи. А теперь вернемся к его собственной дедукции и вкратце наметим основные моменты дальнейшего развития его мысли.
Два положения Штаммлер считает установленными на основании предыдущих соображений. «Во 1-х, ясное понимание того, что основной закономерности социальной жизни нужно искать в объединяющей точке зрения, согласно которой определяется форма общественного бытия людей» (449). Если самое понятие социальности обуславливается признаком внешнего регулирования, то и «объединяющее понимание, которое должно определить закон социальной жизни, заключается в единстве этой регулирующей формы» (ibid). Такова же, по мнению Штаммлера, и точка зрения материалистического понимания истории. Во 2-х, «закономерность социальной жизни, состоящая в объединяющей точке зрения для всякой возможной формы её, может быть найдена только в идее целесообразности» (450). «Особенная сущность формы общественной жизни людей заключается в её свойстве регулирования. Социальное регулирование носит в себе неотъемлемую мысль, что оно должно произвести (bewirken) известное сожитие (Zusammenleben) людей; что должно быть создано известное социальное хозяйство, которое не могло бы быть так, как оно есть, без наличности этого социального регулирования. Итак, кто ищет вообще закономерности социальной жизни, должен установить единство в целях формального регулирования. Принцип социальной закономерности есть высшая объединяющая точка зрения, которая приложима (Geltung besitzt) ко всем, какие только мыслимы, целям социального порядка» (451). Разрешение этой проблемы есть последняя цель социальной философии. Должна существовать дисциплина, выясняющая, что собственно нужно понимать под общеобязательной социальной истиной, в чем состоит свойство социальной закономерности и при каком условии это качество приложимо к социальному стремлению. В этом смысле философское понимание (Einsicht) общественной жизни может называться социальной номологией».