Нет причин считать, что генетические свойства той или иной расы или нации играют какую-либо роль, определяющую научные успехи ее представителей, а вот интеллектуальный и социальный климат имеют немаловажное значение. Наблюдающийся в некоторых странах упадок в области медицинских исследований можно было бы объяснить преобладающей ныне системой покровительства, при которою молодой человек может успешно продвигаться в науке только при соответствующей поддержке. А последняя, разумеется, далеко не всегда определяется достоинствами опекуна и опекаемого. В большинстве случаев определяющую роль играют разного рода факторы: бюрократические (бессмысленные экзамены, количество публикаций, сохранение субординации), политические и социальные.
Позвольте мне закончить тему о наиболее подходящем для научной работы климате, рассказом о происшествии, которое случилось со мной и объяснялось как раз недооценкой важности моей научной работы. Тогда это событие было воспринято как непоправимая катастрофа, однако теперь, спустя много лет, я уже в состоянии рассказывать о нем, не проливая слез.
Это случилось в царствование Его Всемилостивейшего Величества короля Георга VI28. Мне позарез нужна была моча больных, страдающих одним воспалительным заболеванием, которое, как я считал, может быть обусловлено расстройством адаптивной деятельности надпочечников и связано с повышенным выделением кортикоидов. Мне хотелось проверить эту гипотезу, но в то время данная болезнь была еще не очень широко известна и часто просто не диагностировалась. Во всяком случае, ни в Монреале, ни поблизости от него я не мог отыскать ни одного случая заболевания. В конце концов я обнаружил двух больных в Берлингтоне, штат Вермонт, как раз по ту сторону границы с Соединенными Штатами Америки. Ввиду военного времени действовала программа строгой экономии, и потому считалось непатриотичным вывозить ценные материалы из США, но, невзирая на это, я все же решил действовать. Была достигнута необходимая договоренность относительно отправки мочи самолетом в запечатанных контейнерах, чтобы она прибыла свежей. Один из моих сотрудников должен был встретить самолет, а я ждал в лаборатории, готовый приступить к анализу образцов, пока еще не начался процесс разложения.
Вдруг раздался телефонный звонок. Звонил мой помощник из аэропорта: работники Королевской таможни не пропускают контейнеры с мочой! Я поинтересовался, почему, и узнал, что данный предмет не упомянут в Королевской таможенной книге ни в рубрике "Предметы, освобождаемые от пошлины", ни в рубрике "Предметы, облагаемые пошлиной", а следовательно, пропущен быть не может. Раздраженный этим глупейшим препятствием, я попросил нашего декана написать официальное письмо самому высокому таможенному начальству и объяснить, что для фундаментальных исследований иногда бывают необходимы предметы, способные производить на людей непосвященных несколько странное впечатление, но без которых все-таки не обойтись.
Письмо было написано в достаточно сильных выражениях и возымело действие. Всего несколько дней спустя мы получили ответ, из которого явствовало, что, конечно же, федеральные власти предусмотрели такие случаи, просто неопытный таможенник не смог найти в книге соответствующее место. Между тем объект пересылки вполне четко упомянут среди "освобождаемых от пошлины предметов", ибо он со всей очевидностью подпадает под категорию "бывшие в употреблении личные принадлежности".
Теперь все было в порядке, но, поскольку я знал, что к этому времени содержимое посылки все равно испортилось, я не стал ее забирать. В последующие дни нас одолевали настойчивые телефонные звонки из аэропорта, умоляющие избавить их от "товара", который, по-видимому, стал вести себя угрожающим образом. Я же и пальцем не пошевелил, утратив ко всему происходящему какой бы то ни было интерес. Наконец почтальон принес напечатанное типографским способом извещение -очевидно, и подобные случаи оказались предусмотренными, иначе не нашлось бы подходящего бланка. От руки был вписан только номер посылки, печатный же текст гласил: "Если в течение пяти (5) дней с момента получения настоящего извещения Вы не востребуете вышеупомянутый товар, то посылка будет вскрыта и ее содержимое распродано с аукциона".
Признаюсь, я не проследил за дальнейшими событиями и по сей день не знаю, кто оказался счастливым обладателем "вышеупомянутого товара". Но уверен, что этот мой трагический опыт свидетельствует о необходимости понимания со стороны общества и сути фундаментальных исследований и всех связанных с ними особенностей.
Самые ранние влияния
Нельзя анализировать климат творческой работы без того, чтобы не сказать несколько слов о том влиянии, которое оказывает на нас опыт раннего детства. Вновь, как и раньше, позвольте мне выступить в роли подопытной морской свинки.
Я не раз пытался восстановить, когда и почему решил заняться медициной и каковы были самые ранние факторы, повлиявшие на конкретный выбор направления моей работы. Правда, с течением времени судить о таких вещах все труднее. Мы склонны припоминать не сами по себе ранние события нашей жизни, -- а картины наших неизбежно идеализированных воспоминаний -- так, как они не раз нам представлялись; иными словами, мы помним воспоминания о воспоминаниях. С годами в воспоминания о прошлом опыте неоднократно вносятся искажения. И все же, насколько я в состоянии припомнить, наибольшее влияние на меня оказали, вне сомнения, принятые в нашей семье моральные нормы: восхищение перед истинным совершенством и перед высшими достижениями в любой области, презрение к посредственностям и лодырям, неизменно проявляющиеся в поступках и разговорах моих родителей.
Ряд других факторов также повлияли на мое последующее развитие, но более тонким образом. Хотя наша семья была зажиточной, это не принесло мне состояния и связанного с ним ощущения обеспеченности, ибо семейные богатства испарилисъ в процессе крушения Австро-Венгерской империи. И все же я не могу отрицатъ косвенного влияния нашего благосостояния на мою судьбу: поскольку во времена моей юности деньги никогда не представляли для нас серьезной проблемы, у меня выработалось определенное безразличие и к ним самим, и тому роду занятий, который ведет к их накоплению. Кроме того, мои родители позволяли мне много путешествовать именно в том возрасте, когда человек более всего всего восприимчив к культурным традициям и обычаям других народов и легко обучается их языкам.
У меня практически никогда не было собственной национальности -- или, если угодно, у меня их было так много! Мой отец был венгр, и ярко выраженный национализм моих венгерских учителей в городе Комаром29 попал на благоприятную почву. Однако моя мать была австрийкой; австрийцем же по рождению был и я, впервые увидев свет в венской акушерской клинике. Затем, в 1918 г., наш родной город был передан Чехословакии, и в возрасте 11 лет я приобрел гражданство этого вновь созданного государства, не выезжая из дома. Но со времени моего прибытия в Канаду в 1931 г. я ощущаю все увеличивающуюся привязанность к той единственной стране, которая выбрана мною по собственной воле и в которой родились моя жена и мои дети.
Все это выглядит не имеющим никакого отношения к науке, однако я убежден, что выработавшийся в течение моей жизни своеобразный космополитический подход сыграл определенную роль в моей научной деятельности, ибо научил меня быть непредвзятым и гибким; он показал мне, как одна и та же проблема (социальная, политическая, экономическая, лингвистическая) может эффективно решаться представителями различных рас и национальностей принципиально различными путями.. Такая непредвзятость по отношению к непривычному пришлась в лабораторной работе очень кстати.
Выбор медицины в качестве профессии не потребовал от меня проявления большой оригинальности. Поскольку мои отец, дед и прадед были врачами, считалось само собой разумеющимся, что я должен продолжить семейную традицию и в четвертом поколении. Моему отцу принадлежала процветающая частная хирургическая клиника в Комароме (маленьком городке на Дунае, примерно на полпути между Веной и Будапештом), и мне, как единственному сыну, она должна была со временем перейти.