Однажды, было это в декабре, морозным пасмурным утром я встала, как и всегда рано, умылась, налив в ковшик воды, подошла к окну полить цветы. Глянула в окно и застыла от удивления: посередине мостовой стояла черно-белая в широких размытых пятнах корова, подняв лобастую голову, смотрела, как мне почудилось, в упор на наше окно. И — о чудо! — завидев меня, будто и в самом деле ждала моего появления, корова вдруг замычала протяжно, тоскливо, как бы зовя кого-то, известного только ей одной.
— Бабушка! — крикнула я. — Смотри, корова!
Бабушка вышла из кухни, неторопливо вытирая руки вафельным полотенцем.
— И в самом деле, — сказала. — Вот уж действительно…
Корова снова промычала что-то на своем коровьем языке.
— Наверное, голодная? — предположила бабушка, взяла кусок черного хлеба, густо посыпала солью, накинула на плечи ватник и понесла хлеб корове на улицу.
Стоя у окна, я видела: бабушка подошла к корове, протянула ей хлеб, корова, словно человек, покачала головой. Дескать, спасибо, только не хочу, не надо…
Тогда бабушка положила руку на шею коровы, повела ее за собой, и я увидела, корова послушно пошла за нею. Потом бабушка быстро вбежала в дом, спросила:
— Где у нас чистое ведро? Ее необходимо подоить.
Не дожидаясь моего ответа, схватила ведро, вымыла его под краном, взяла полотенце и пошла обратно во двор. Я оделась и пошла тоже.
Корова стояла во дворе. Бабушка снова положила руку на ее шею, повела в наш сарай, который стоял пустой, мы так и не успели еще запастись дровами.
— Нет худа без добра, — сказала бабушка. — Нет дров, зато корове место нашлось.
Она села на низенький чурбак, протерла полотенцем коровье вымя и стала крепко тянуть тугие коровьи соски. Брызнула белая сильная струя.
— Пошло дело, — с удовольствием произнесла бабушка.
Подставила мне ведро, я наклонилась, отпила немного молока. Наверное, никогда не забуду прекрасный, волшебный вкус парного молока: казалось, никогда в жизни мне ничего лучше не приходилось пробовать.
— Как думаешь: откуда здесь, в городе, эта корова? — спросила я бабушку.
Она пожала плечами:
— Ума не приложу. Откуда взялась? Чья она?
— Наверно, потерялась? — предположила я.
— А раньше где жила? — спросила бабушка. — Может быть, где-нибудь в деревне под Москвой? А потом взяла и ушла из дома и добралась до самой Москвы? А кто-то, наверное, уже ищет эту самую корову, днем с огнем ищет, отыскать не может…
— Корова-путешественница, — сказала я.
— Что? — переспросила бабушка. — Как ты сказала?
— Есть такой рассказ «Лягушка-путешественница», теперь будет корова-путешественница, — ответила я.
Бабушка кивнула.
— А как будет дальше? — спросила я. — Корова останется у нас?
Бабушка решительно покачала головой:
— Конечно нет. Чем мы ее кормить будем?
— Что же с нею делать?
— Отведем ее в госпиталь, там и решим.
В то зимнее снежное утро немногие прохожие провожали нас удивленными взглядами, и было чему дивиться: в военной Москве, где на улицах ощерились железные «ежи», на окнах домов белеют крест-накрест наклеенные полоски бумаги, а возле подъездов громоздятся мешки с песком, шагают по мостовой друг за дружкой бабушка, я и корова. В руках у меня папин ремень на всякий случай, если корова будет упрямиться, но она шла охотно, иногда оборачивалась, поглядывая на нас выпуклыми темно-карими в светлых ресницах глазами.
Первым, кого мы встретили во дворе госпиталя, был завхоз Сергей Петрович, совершенно лысый старикан, впрочем, наверное, было ему в ту пору никак не больше пятидесяти, но мне он казался старым стариком, сильно припадавший на правую ногу, однако, несмотря на врожденную хромоту, на диво подвижный и быстрый.
Он оглядел корову, рассеянно выслушал бабушку, рассказавшую о том, как она у нас появилась, потом сказал:
— Пусть живет здесь, будем давать раненым каждое утро парное молоко. — И добавил: — С кормежкой все будет, полагаю, в порядке. На кухне отходов хватает, не так ли?
— Именно так, — подтвердила бабушка.
— Постойте, — вмешалась я. — Надо назвать корову.
— Назвать? — переспросил Сергей Петрович. — Вот ты и давай придумай…
— Чего там придумывать, — перебила его бабушка. — Пусть будет Зорька, у меня когда-то в детстве была корова Зорька, тоже такая же, черно-белая…
Так и порешили. И корова Зорька осталась, как мы полагали, уже до конца своих дней жить в большом уютном сарае, который помнился мне с первого класса, наверно, не одно поколение школьников пряталось в нем во время большой перемены.