― Я знаю, мистер Эрденко, ― произносит Роман и невольно улыбается, когда думает о Талии. Но когда он говорит следующие слова, голос его жесток и предназначен определённому человеку. ― Я уничтожу каждого, кто обидит ее.
Талия быстро спускается по лестнице. Роман окидывает ее взглядом ― девушка сменила штаны на юбку чуть выше колена, хотя с плотными черными чулками, и на зеленую блузку. В одной руке она держала школьную сумку, в другой ― какой-то рюкзак среднего размера. Она обвела взглядом комнату и с улыбкой спросила:
― Как вы тут?
― Прекрасно, ― ответил Фергус. ― Роман прошел проверку.
Талия рассмеялась. Роман встал и, специально не глядя на Давида, счастливо улыбнулся:
― Ты собрала вещи, как я просил?
Девушка кивает и смотрит на Фергуса:
― Пока Давид здесь, я поживу у Романа, хорошо? Ты в любой момент можешь позвонить,
Эрденко понимающе кивает. Талия прощается с Фергусом, кидает что-то Давиду и выходи из дома. Роман немного задерживается, пожимая руки мужчинам.
У Годфри едет крыша, потому что горячо девушка надела юбку. У него захватывает дыхание, когда он смотрит на эластичную ткань чулков на изящных стройных ножках. Он видит, как блестят ее глаза, когда он выходит из дома. Роман закидывает ее рюкзак на переднее сиденье.
― Он смотрит, ― шепчет Талия, имея в виду, очевидно, Давида. Роман ухмыляется, но не оборачивается. Он слегка прижимает Талию к машине, своими бедрами надавливая на ее. Его руки проходятся по ягодицам девушки, а потом в очередной раз он склоняется над Талией, целуя родные губы.
Ей кажется, что на свете нет ничего прекраснее, чем его глаза, его скулы, его руки. Тело инстинктивно прижимается к нему, желая прочувствовать всю гамму эмоций, которые этот восхитительный парень дарит ей. То, как он водит пальцами по спине, перемещая их на талию, поднимаясь вверх, к груди, а затем и к шее, заставляет в тысячный раз убедиться, что никто другой Талии не нужен. Что упырь ― единственный, с которым она счастлива и которого она любит. И которого она ни с кем не намерена делить.
Роману претит сама мысль о том, что к Талии прикасался кто-то другой. Он чувствует небольшое удовлетворение от такого показательного представления, но уже через секунд тридцать больше увлекается телом в его руках, чем наблюдающим ублюдком. Талия обнимает за шею, привставая на носочки, и вжимаясь в него сильнее. Тело напрягалось, а в голове вырисовывались развратные картинки, как он нагибает ее на кухонный стол и прижимается сзади, как она стоит на четвереньках подле него, как он нависает над ней ― и все что они могли бы еще сделать, отдаваясь яростной пульсацией чуть ниже живота.
Талия отстраняется и смеется.
― Спокойно, мистер Годфри, ― шепчет она, тяжело дыша. ― Нам с вами еще в школу ехать.
― К черту школу, ― шепчет упырь, пытаясь прикоснуться к ее губам снова, но Талия поворачивает голову, и губы Романа натыкаются на ее щеку. Впрочем, Годфри тут же находит новое «место» для поцелуев ― обнаженную шею. Покрывая ее поцелуями, он скосил в глаза в сторону окон. Давида уже не было. ― Я завезу тебя в самый заброшенный уголок леса, где поимею тебя на заднем сиденье, на переднем, на капоте и багажнике. Клянусь, я это сделаю.
Талия коротко рассмеялась. Она не знала, шутит Роман или нет.
☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿
― Тал, ― приветственно произносит Питер, криво усмехаясь, когда Талия и Роман появляются в школе. Лавр-Янссен улыбается и обнимает оборотня. Питер обнимает ее, оставляя руки на лопатке и смотрит на Романа. Тот спокоен, и, судя по всему, к Питеру ее ревновать не будет. Но Руманчек не может удержаться от едкого комментарий, сказанного как бы лично Талии, но с точным осознанием того, Годфри его услышит:
― Знаешь, мне кажется, он засек время, сколько мы будем обниматься.
Талия смеется и отстраняется. Роман тут же обнимает ее за плечи и показательно смотрит на часы.
― Вы обнимались дольше на пять секунд, ― цедит Роман. ― И именно столько пальцев я тебе сломаю.
Питер и Талия смеются, Роман улыбается. Руманчек косится на друзей и неуверенно спрашивает:
― То есть, все нормально?
― Ну, есть одно предложение по небольшому убийству, ― сказала Талия. Питер вопросительно изогнул бровь. ― Но в целом да, все нормально.
После урок троица сидела в небольшом кафе, где была одна шумная компашка, и несколько взрослых, которые что-то печатали в своих компьютеров. Было достаточно многолюдно, чтобы говорить о планируемом убийстве, но все было заняты своими делами, чтобы их подслушать.
― Все упирается в день Святой Троицы? ― уточнил Питер. ― Нам надо прикончить этого мужика до него?
― Да, желательно бы, ― кивнула Талия. ― Иначе у меня появиться определённое желание впиться ему в глотку, а тогда это будет мало похоже на убийство животного, а мы хотим подстроиться все так. Да и после крови я становлюсь неуправляемой.
― Впиться ему в глотку? ― переспросил Питер. ― Ты что, тоже типа упырь?
― Нет, ― вмешался Роман, ― Она у нас мифологическое человекоподобное существо или дух, обитаемой в водоемах.
― То есть русалка, ― обобщил Питер. Талия фыркнула, Роман рассмеялся.
― Да, если говорить вашим примитивным языком, то русалка, ― бурчит Лавр-Янссен. Роман тепло ухмыляется и обнимает девушку за плечи, слегка поглаживая плечо пальцами.
Талия тут же расслабляется, Питер с каким-то удивлением наблюдает за данным жестом, но комментировать не берется.
― Ладно, но может мы вернёмся к обсуждению того, как убьем ублюдка, ― спокойно произносит Талия. Питер не удивляется тому, насколько спокойна девушка ― пожалуй, именно так должна вести себя девушка такого как Годфри.
― Ну, вы предлагаете мне загрызть его, верно? ― спросил Руманчек. Талия усмехается. Новость о том, что Питер ― оборотень ее не удивляет. Благодаря впечатлительной четырнадцатилетней школьнице Кристине-пишу-роман-и-горжусь-этим-Вендалл об этом, казалось, знают все.
― Не совсем, ― поправляет Талия. ― — Я отведу его в какое-нибудь тихое место, где нас будете ждать вы с Романом. Хорошенько напою его, после чего Роман убьет его, словно на него напало дикое животное. Я закричу, побегу, «случайно» наткнусь на твой цыганский фургон. Вы с мамой успокоите меня, вызовете копов, а потом я, плачущую и вся в истерики, испуганная до дрожи, расскажу, как на меня и ублюдка напал волк. Потом приедет Роман, я кинусь ему на шею, и он «загипнотизирует» всех. И ― вуаля!
Роман покосился на Тали с легким прищуром, потом посмотрел на Питера. Руманчек усмехнулся:
― И долго ты этот план придумывала?
― Буквально пятнадцать секунд назад, ― беззаботно ответила Лавр-Янссен. ― Я быстро соображаю.
― В целом, план хороший, ― подвел итог Роман. ― Конечно, мне не нравится та часть, где ты его заманиваешь куда-то, но поскольку спустя считанные минуты я его убиваю, потерплю.
Талия улыбается и целует Годфри в щеку. Питер бы съязвил, что Роман выглядит как довольный кот, объевшийся сметаны, но картина выглядит слишком милой. Ну, или выглядела бы, не знай Руманчек, что Роман ― упырь, а Талия ― русалка. Хотя, нет ― все равно мило.
Роману нравится, какой уязвимой может быть Талия рядом с ним. Какой бы стервой она не была для остальных, для него она хрупкая фарфоровая кукла.
― И только один вопрос, ― говорит оборотень. ― Почему ты раньше его не убила.
Талия усмехается.
― Умей смертельно ненавидеть, тогда научишься любить. Сергей Есенин. Не читал?
― Нет.
― Да ладно, ― фыркнула Талия. Питер заметил, как одна ее рука ― тонкие пальцы были украшены кольцами ― легли на ногу Романа, возможно, неосознанно. Руманчек понятия не имел, почему стал замечать такие вещи. ― Ты же просто сошедший с есенинских страниц уличный хулиган с невинной улыбкой… а еще молодой цыган, рыцарь в сияющих доспехах и оборотень.