― Переведи на нашу ситуацию, ― жестко приказал Роман. Йоханн ухмыльнулся.
― Либо твой яд отступит перед врождённым геном, и она останется русалкой; либо твой яд победит ген, и Талия станет упырем; либо ген и яд уничтожат друг друга, и она станет человеком. Простым человеком. Как я и говорил, вероятность смерти очень мала. Вопрос скорее стоит не очнется ли она, а кем она очнется.
Питер и Роману после сказанных слов стало действительно легче. Годфри уже представлял, как будет долго извиняться перед девушкой, хотя она быстро его простит. Роман не собирался отказываться от Талии из-за этого ― он не был вампиром из сопливых романов, которые бросают девушек из-за того, что рядом с ними им грозит опасность. Роман знал, как Талия любит опасность, риск, да и практика питья крови у них уже была ― просто сейчас ему было необходимо уберечь Талию от ошибки.
― Все равно не понимаю, ― пробормотал Питер. ― Зачем понадобилось отрывать Талию от тела? Если дело в жажде, то…
Роман глянул на него, но тут же отвернулся. Объяснять пришлось Прайсу, хотя было очевидно, что ему не нравится роль сверхъестественной википедии.
― В отличие от жажды Романа, голод Талии ― временный. Он обостряется в определённый период ее изменения, но если Роман смог привыкнуть, то у Талии этот процесс, едва ли контролируемый. Но если она будет его удовлетворять, то ее тело будет… видоизменяться.
― Она может навсегда остаться русалкой?
― Если будет чересчур много питаться, то да.
Питер нахмурился и глянул на девушка по ту сторону стекла. Ему не верилось, что простой голод может стать причиной полного ее превращения монстра.
― Ее разум будет затуманен жаждой кровью, ― продолжал Прайс. ― И как животные изменялись для выживания, так и ее тело измениться под стать хищнику. Она потеряет человеческий разум, станет вечно голодным существом. И одни шанс из тысячи, что я смогу вернуть ее в привычное состояние. Большая вероятность, что я своими попытками окончательно переварю ей мозг.
Каждое слово бьет без промаха ― в самое сердце Романа. Он морщится, словно от боли. Но даже превращение в упыря будет лучше, чем-то, что он может потерять ее навсегда. И ведь не отпустит ― будет держать в каком-нибудь аквариуму, пытаясь вернуть ей разум.
― И если она станет упырем, будет лучше? ― спросил Питер.
Йоханн кивнул.
― Вероятно, да. И хотя у упырей голод ― часть существования, к нему можно привыкнуть, и практически в любой момент вернуться назад. У Талии же ― в ее нынешней ипостаси ― такого шанса не будет.
Роман задумался. Он уже знал об этом, Прайс рассказывал все еще в то время, когда Талия только-только начинала разбираться со своей жизнью. Тогда, на предложение стать упырем, она не ответила, и вопрос замяли, а Роман не хотел принимать подобное решение против ее воли.
Сейчас он был готов рискнуть.
― Что надо, чтобы она стала упырем, ― спросил Годфри. ― Больше моего яда? Или кровь?
Йоханн нахмурился. Несмотря на то, что Талия была для него просто интересным экспериментом, он не желал девочки подобной судьбы. Его молчания и хмурый взгляд Роман принял за согласие, и уже сделал шаг по направлению к палате, но Прайс его остановил.
― Так нельзя, Роман.
― Можно, ― едва ли не прорычал Роман.
Годфри был настроен решительно, в отличии от Прайса. Доктор даже слушать ничего не желал о таком доноре, как Роман.
― Никогда! Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? Талия не станет такой же, как ты.
– У нас есть выбор? Сам же знаешь. Делай что тебе говорят, Прайс!
– И не подумаю, маленький мерзавец.
Годфри в конце концов не выдержал. Схватив доктора за горло, он приподнял его вверх, отрывая от пола.
– Если она умрет, я сожру тебя живьем. Я не шучу, Прайс. Делай переливание, сейчас же! Я не стану повторять трижды!
―Роман! ― прикрикнул Руманчек, хватая друга за руку. Упырю пришлось отпустить доктора. Питер схватил его за локоть и оттащил в сторону. ― Подумай обо всем спокойно, ― зашептал он. ― Пока ситуация стабильная, пусть так и остается. Перелить Талии кровь всегда успеем.
― Да, а если она сейчас умирает! ― в ответ зашипел Роман. ― Я не готов так рисковать. Пусть лучше ненавидит меня ― после смириться и поймет, что это было для ее же блага. Мне главное, чтобы она была живой, черт возьми!
Годфри здесь вершил судьбы всех и каждого. Препятствовать ему – дразнить смерть. Все чаще он напоминал Оливию, такой же безжалостный эгоист, такой же жалкий и боящийся одиночества. Даже действующий, казалось бы, на благо, он в первую очередь думал только о своей выгоде.
Питер не мог ничего возразить. Он посмотрел на Талию через плечо. Он даже представить не мог, что увидит её почти мертвую, бледную, еле дышащую. Все её тело было в мелких порезах, истыкано какими-то трубками. Волосы и те потускнели. Он не узнавал её. Не мог поверить, что это та бойкая девушка, что играла с самим Романом Годфри.
― Ладно, ― сказал он, хотя очевидно, что в данном вопросе его слово ничего не значило, если даже к Прайсу Роман не прислушивался. ― Но подожди хотя бы до утра. Тогда, может она сама очнётся.
Роман кивнул. Он действительно не хотел делать этого против воли Талии, но возможность сделать ее такой же, как и он, была заманчивой. Мысль о том, что при таком раскладе Талия никуда больше не исчезнет, не оставит его и станет его навсегда ―льстило. Возможно, переливание крови для Романа было даже интимнее, чем секс.
Питер вызвался сходить рассказать о случившемся Фергусу Эрденко. Роман, не имеющий ни малейшего желания идти в тот дом, согласился. Сам он не собирался отлучаться куда-либо, пока Талия не придёт в себя, или пока утром ей не сделают переливание.
☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿
Питер остановился у красивого аккуратного дома, не решаясь войти внутрь. Он не знал, что можно было сказать: «Здравствуйте, ваш брат убит вашей женой»? Или ―
«Здравствуйте, извините, но ваш брат убит, а Талия умирает».
Он тяжело вздохнул, но решительно открыл калитку.
― Куда это ты? ― послышалось сбоку. Питер повернул голову. Через общий с соседями забор на оборотня смотрела старая сгорбленная женщина с седыми волосами. Руманчек немного помолчал, очевидно думая, что ответить.
― Я к Эрденко, ― сказал Питер. ― Я друг его жены.
Старуха как-то криво усмехнулась.
― Жена? ― проскрежетала она. ― Да, одно название. Гуляет она от него, с парнем каким-то. Шлюха, а не жена.
Питер дернулся. Оскорбление, пусть и в сторону Талии, его покорежило. Она ему нравилась, поэтому он, сцепив зубы, сказал:
― Она ― не шлюха.
Старуха ухмыльнулась, обнажив желтые зубы. Питер скривился от отвращения и, не имея желания продолжать разговор, хотел было пройти к дому.
Грохот разбивающегося окна, осколки и щепки водопадом сыплются на землю. И только через мгновение он слышит сухой треск дома.
Питера откинуло в сторону. Его глаза становятся тёмными, почти чёрными из-за расширившихся зрачков. Рот раскрывается в болезненном, судорожном вздохе. Земля ударяет по спине и затылку, из отверстия в левой части груди слабыми толчками выливается кровь. Старуха вскрикивает и бежит к своему дому. Питер понимает, что теряет сознание. Скоро он очнётся где-то в другом месте. Если повезёт, и он вообще сможет очнуться.
Дом Фергуса был взорван. Выживших нет.
☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿
Роман устало потер переносицу.
― Но он в порядке?
― Да, сэр, ― ответил грубый мужской голос по телефону. ― Небольшое ранение в груди, множество царапин, но все не так критически. Его откинуло взрывной волной.
Роман сцепил зубы. Мало того, что Талия была в плохом состоянии, так еще и Питер загремел в больницу. К этому примешивалось то, что дом Эрденко был взорван, виновники не установлены. Роман чувствовал себя загнанным в клетку, абсолютно потерявшимся и не понимающим, что происходит. Он метался, стараясь контролировать всех и вся, но терял контроль над ситуацией.