― Что она еще сказала?
― Да много чего.
Годфри закатил глаза:
― А конкретно?
― Сначала сказала, что я вкусно пахну и прилично одет, хотя и цыган, потом сказала, что секс с ней завел тебя в конец какой-то цепочки, что хочет сыграть с тобой в игру. И ― вот еще что ― сказала, что тебя надо морально подготовить к встречи с ней, иначе ты ей шею свернешь.
Роман хмыкнул. Он был не из тех, кто называет девушку какими-то кличками типа «детка», «малышка» и тому подобная ересь, и он никогда не сокращал имя Талии на какие-то ласковые сокращения. Но всегда Лавр оправдывала лишь одно слово ― «Сумасбродка». Сумасбродство ― склонность, не руководствуясь благоразумием и здравым смыслом, постоянно проявлять случайные, безрассудно прихотливые желания и соответствующее им поведение. Сумасбродство ― Талия Лавр.
Тогда
В дверь позвонили и прежде, чем Оливия Годфри успела крикнуть ему слащавое и неискреннее «Дорогой, будь добр, открой», Роман сам сбежал вниз по лестнице и открыл дверь. На пороге стояла темноволосая семнадцатилетняя девушка, которая, кажется, училась с ним в одном классе. Роман припомнил, что они кажется встречаются на английском и еще каком-то уроке, но сказать конкретно не мог. Девушка улыбнулась ему:
― Здравствуйте, мистер Годфри. Миссис Оливия Годфри сделала заказ у Николаса Руманчека, он попросил передать.
― Что же он сам не пришел? ― спросил Годфри, окидывая девушку оценивающим взглядом. Она была одета обыкновенно, в руках держала какой-то пакет. Роман знал, что его мать регулярно что-то получает от цыгана, но убивает это ее или нет ему не было дело. Потому он задал вопрос чисто из любопытств, пропуская девушку внутрь. «Посланница» улыбнулась:
― Он старый человек и передвигаться ему сложно. Поэтому я иногда помогаю ему.
Роман неопределенно хмыкнул, и указал на вход в кухню, после чего направился в свою комнату. Ему было совершенно наплевать, что девчонка возможное его и обманула, как вдруг на кухне послышалась возня и звук удара, вскрик Оливии и какой-то вопль. Годфри остановился по середине лестницы, а потом в три прыжка оказался у подножья и направился быстрым шагом на кухню. Картина в комнате одновременно и шокировала его и, учитывая ненависть и призрение к матери, порадовала. Это девушка держала в руках металлический поднос, а у лежащий на полу Оливии лоб был в крови. Руки у шатенки подрагивали, пальцы немного испачкались в крови. Роман обошел ее и присел возле матери, проверив пульс: та был еще жива. Годфри перевел взгляд на девушку, одновременно спрашивая какого хрена и на кой черт она это творит, но та была либо под кайфом, либо просто не поняла мысленного вопроса. А даже если и поняла, что отвечать не собиралась. Она откинула поднос, который с противным скрежетом ударился о кафель и кинула под ноги Оливии пакет, который принесла:
― Если это наркотики, надеюсь передоз бьет эту суку. ― и, наигранно вежливо улыбнувшись, сказала. ― Хорошего дня, мистер Годфри.
Стремительно покинув кухню, она оставила Романа в крайней степени недоумении и… восхищения? Никто из живущих в этом городишке не осмеливался пойти против его матери или, что еще более безумно, нападать на нее. Все знали, что тогда Оливия Годфри неизменно превратит твою жизнь в мучение, но видимо одна все-таки рискнула. Роман, наплевав на слабо застонавшую мать, пошел за девушкой, которая, спрятав руки в карманы джинс, спешила уйти подальше. Годфри выбежал на дорожку и, приметив ее прямую спину, кинулся за ней.
― Эй! Подожди.
Шатенка обернулась, настороженно глядя на приближающегося парня. Сжав основание перечневого складного ножа в кармане, она повернулась к Годфри.
― Что, в полицию позвонил? Предлагаешь мне дождаться их, попив чайку?
― Как тебя зовут?
Вопрос явно сбил юную особу с толку. Она ожидала криков, угроз, возможно удара, потому что она несколько минут назад огрела Оливию железным подносом, с явным намереньем убить. А ее сын задает такой безобидный и дежурный вопрос, что она скорее удивилась, нежели попыталась искать в этом подвох.
― Зачем тебе это?
― Ты едва не убила мою мать. Я имею право на один вопрос?
― На один?
Роман раздраженно выдохнул.
― Ладно, на несколько.
Девушка с сомнение посмотрела на парня. Конечно, не в ее интересах было отвечать на его вопросы, однако был ли у нее выбор?
― Ладно, спрашивай.
― Для начала. ―Годфри усмехнулся. ― Назови все-таки свое имя.
― Талия. Талия Янссен.
Роман подозрительно нахмурился, после чего покачал головой.
― Ты лжешь.
― А как часто ты говоришь правду, мистер Годфри?
Роман ничего ей не ответил. Девушка вытащила из кармана пачку дешевых сигарет и похлопала себя по карманам.
― Зажигалки не найдётся?
Роман вытянул из куртки свою зажигалку и протянул девушке. Он отметил нездоровую бледность и синяки под глазами, словно она не спала много дней, а также покрасневшие глаза. Одежда на ней была целиком черная, а волосы зачёсаны на одну сторону. Стоило ей зажечь сигарету, тяжелый и омерзительный запах дешёвых сигарет наполняет пространство вокруг них. Талия, замечая отвращение на лице парня, усмехается:
― Что, мистер Годфри, не нравиться запах? Конечно, ведь твои дорогие Lucky Strike и Treasurer благоухают вкуснейшими запахами.
― Я не курю такие сигареты. ― кидает Годфри.
― Попробуй эти ― дешевые. ― хмыкает Янссен. ― Запах мерзкий, но вставляет будь здоров.
Роман закатил глаза. Что несла эта девчонка? Роману, собственно, было плевать на то, что курит эта… Талия Янссен, поэтому он задал интересующий его вопрос:
― Почему ты пытались убить мою мать?
Талия фыркнула, но закашлялась, выпуская из рта клуб дыма.
― Ну, не убить уж. Так, проучить.
― Из-за чего?
― Она переспала с моим отцом.
Роман громко отрывисто рассмеялся, но по потемневшим глазам собеседницы понял, что сейчас лучше не смеяться. В Талии была какая-та угроза, словно сделай он неверный шаг, и та его расстреляет. Или пырнет ножом, что прячет в кармане.
― Мою мать полгорода перетрахало. Что будет с одного мужчины?
Янссен докурила, выбросила окурок, после чего глянула на парня уже без прежней улыбки.
― У моей матери была навязчивая мысль о том, что отец ей изменяет. Когда он изменил ей по-настоящему, она повесилась. Я пришла из школы, по телевизору идет любимый мамин сериал, а сама она качается на веревке в гостиной. Как тебе картина, Годфри?
Последние слова Талия буквально выплевывает, смотря на Романа с каким-то странным чувством. Ей безумно хотелось расцарапать ему лицу, да и всю его семейку избить. Не убить, прошу заметить, а не плохо отходить монтировкой или битой. Роману, собственно, было плевать на то, с кем и сколько спит его мать, да и о том, что чья-та семья могла быть разрушена из-за этого, он не думал. Роман просто родился с «золотой ложкой во рту», а потому чужое счастье его не волновало. Но вот именно сейчас, Годфри видел человека, счастье которого разрушила Оливия. У Талии была мама, папа, а теперь ее мать повесилась, а отца та явно презирает.
Янссен ежиться, когда со спины дует холодный осеней ветер.
― Ладно, было приятно познакомиться, мистер Годфри.
― Я уговорю мать не подавать на тебя в суд. ― внезапно обещает парень. Талия кривит губы в подобие на улыбку.
― Даже если и подаст, меня признают невменяемой и отправят на лечение в какую-нибудь психушку. Вечное, полога, с подачи твоей сучковатой матери.
― Этого не будет.
― Как угодно. ―Талия с улыбкой, по-приятельски хлопает его по плечу. Роман наблюдает, как она удаляется по улице, засунув руки в карманы уж больно тонкой на вид и совсем не греющей куртки. Годфри смеётся, когда Талия, не оборачиваясь, поднимает руку с зажатой в ней пачкой Сенатора. Только такие сигареты курит Роман, и такие вытащила Янссен из его кармана тридцать секунд назад. Она молчала, гордо уходила. Она не шавка, а элитный волк.