В последние выходные перед отъездом к нему приехала Регина. Еще в первый вечер после известия о новой командировке они все взвесили основательно и решили, что хотя бы на пару месяцев она пока задержится в N. Все же успели обрасти кое-каким хозяйством, отчасти держала работа, да и на новом месте еще только предстояло устроиться. Это новые послы приезжают только после отъезда предшественника, генеральным же консулам давалась обычно пара недель на передачу дел, и с учетом срочного характера замены было совсем не очевидно, что Ильина уже ждет в Бресте приличное жилье. Чего он упоминать не стал, так это опасения, что события в соседней стране и, особенно, на ее западной границе могут пойти вразнос, и кто знает, что тогда будет твориться вокруг нашего генерального консульства с учетом обширных планов российских политиков. Регина о возможных опасностях не спрашивала, но, похоже, все понимала и подвела итог коротко:
- Решай сам. Тебе виднее. Я приеду в любой момент, только дай знать.
За минувшую неделю в Москве Ильин лишний раз убедился в правильности принятого решения. Люди, с которыми ему пришлось общаться, в большинстве своем склонялись к тому, что мирного выхода из случившегося в соседней стране кризиса нет и быть не может. Если они о чем-то и спорили между собой, то о сроках и масштабах жестких мер, которые предстоит предпринять, чтобы "страна не уплыла на Запад".
Причину же происходящего они видели в том, что "Лука распустил народ" и вообще оказался слабаком. Слушать все это было жутковато. В белорусских делах Ильин раньше не разбирался совсем, но сводить всю проблему к тлетворному влиянию Запада ему казалось глуповатым. Ясное дело, что и поляки, и прибалты, да и те, кто покрупнее, могли подбросить и подбрасывали копеечку на нужды оппозиции, но Ленина в свое время Ильин штудировал внимательно и понимал, что никакие германские деньги в 17 году не свергли бы власть в России, если бы для этого не существовало внутренних условий. Так было, по его мнению, и во время всех недавних "цветных" революций. Печеньки печеньками, но если народ живет в гармонии с властью и, хотя бы в целом, жизнью доволен, хрен ты его на что поднимешь. Еще и по шее накостыляют так, что надолго запомнишь. А внутренними проблемами противника только дурак не пользуется. Дальше, правда, возникает вопрос, как так вдруг вышло, что у нас чуть ли не вся Европа во врагах оказалась, но, начни Ильин рассуждать на эту тему, его бы явно не поняли.
Так что дело все больше пахло кровью, и, похоже, немалой. Оставалось только удивляться, как внешне очень благополучную и удобную для жизни страну умудрились довести до подобного состояния умов.
Теперь, в Москве, прощание выходило грустным. Тяжелое это все-таки для нас, русских, слово Брест.
Рано утром в понедельник под колеса машины Ильина уже плавно убегал асфальт Минского шоссе.Можно было бы и поездом в СВ, но Ильин решил, что "штатская" машина с обычными российскими номерами может оказаться полезной. Все же дипномера машин генконсульства обычно видны за километр. Да и с вещами меньше мороки - все его сумки и чемоданы легко уместились в объемистом ниссане. К обеду миновал Смоленск, после этого перекусил тем, что Регина собрала в дорогу. Хотелось побыстрее приехать в Минск, где его уже ждали в посольстве.
На границе немного застрял, но сильно об этом не жалел. Он вообще считал полезным иногда потолкаться в очереди, послушать, о чем говорит народ, а иной раз и выловить какую-то мелочь, которую и устранить то ничего не стоит, да просто в голову никому не приходит. Как ни странно, такие полезные для людей мелочи обычно застревали в памяти и грели душу. На этот раз разговор вертелся вокруг того, как хорошо было до 2017 года, когда легковушки проскакивали границу, вообще не останавливаясь, а тормозили только тяжелые грузовики, и то для весового контроля. Ну, тут дело пахло большой политикой, и Ильин только лишний раз отметил про себя, что не так уж она и безвредна для простого люда.
Приключения начались уже на белорусской стороне границы.
Ильин и отъехал-то от нее километров 20, когда его тормознула местная дорожная полиция. Шел он с превышением скорости - дорога просто искушала, но небольшим, и серьезных санкций не ждал, тем более имея в кармане дипломатический паспорт. Действия местных гаишников, однако, удивили. Изучив права и даже не упомянув про превышение скорости, они попросили предъявить паспорт, а, ознакомившись с ним, явно обрадовались и подчеркнуто вежливо вернули со словами:
- Тут с Вами хотят поговорить.
Сразу же у водительской двери образовался расторопный молодой человек, который не менее вежливо отрекомендовался как помощник Сурманса:
- Вы, надеюсь, помните, Вам с ним доводилось встречаться в Шанхае, куда он приезжал еще будучи в должности вице-премьера.
Хотя в Шанхай и из России, и из Белоруссии приезжала пропасть народу, как раз тот случай Ильин помнил хорошо. На международную выставку тогда приехали и белорусский, и российский вице-премьеры, и в один из вечеров, устав от бесконечных разговоров с китайцами, они втроем хорошо посидели у него в генконсульстве. Дело, в общем-то, обычное, но тот вечер запомнился. Мужики оказались умными, а разговор интересным.
В ходе бесконечных перетасовок правительства Сурманс свой пост, вроде, потерял, но Ильин не сомневался, что без работы он не останется. Человек этот сочетал в себе очень неплохое еще советское экономическое образование, практический опыт работы в банковской сфере и довольно либерально-рыночные взгляды на будущее Белоруссии. Ильин тогда даже удивился: как он вообще попал с такими идеями в правительство. После энной рюмки не постеснялся спросить и получил ответ: батька в очередной раз экспериментирует, но эксперимент, похоже, подходит к концу. Так и вышло.
- Николай Сергеевич здесь рядом, буквально в паре километров, - продолжал молодой человек, - и очень хотел бы встретиться с Вами. Если не возражаете, я провожу, - и он кивнул на внедорожник, припаркованный за машиной дорожной полиции.
Ильин теоретически был готов к тому, что эта его командировка будет проходить несколько нестандартно, но чтобы вот так сразу, прямо у границы... Сомнений, впрочем, не было. На похищение это все было мало похоже, да и к возможным опасностям он давно уже относился философски: захотят похитить - похитят, захотят взорвать - взорвут. Не часто, к счастью, но случалось всякое.