Как ни странно, думалось хорошо. День был очень богат событиями, и кто-то другой мог бы просто отключиться от их переизбытка. Ильин же знал за собой странное качество - именно в кризисной ситуации, под валом вводных и в условиях быстро меняющейся ситуации он начинал думать и действовать так, что мало кто из окружающих мог за ним угнаться. К счастью, ситуации такого рода случались не часто. Обычно же он производил впечатление вальяжного, неторопливого, иногда даже заторможенного сибарита.
Итак, что мы имеем? Регина изменила ему на следующий день после его отъезда. И с кем? С двоюродным племянником, который младше ее почти на 10 лет! Парень кончил институт в Москве, работал в хорошей компании, был женат и недавно стал отцом. Александр им очень гордился.
Знатоком женщин Ильин себя вовсе не считал, но что-то во всем этом было не так.
Во-первых, все не так просто с самим понятием измена. Формально они не расписаны. Больше того, уж если кто кому и изменял, то это Ильин, сойдясь с Региной еще при живой жене. Эта мысль подспудно беспокоила Ильина и раньше, а сейчас стало как-то особенно неуютно.
Во-вторых, двадцать лет разницы в возрасте никуда не выкинешь, и Ильина не особенно бы удивило, появись у Регины кто-то на стороне позже, или в случае его долгого отсутствия. А здесь - он только уехал. И вчерашняя ночь была из тех, которые остаются в памяти надолго.К утру она даже устала и попросила пощады - и была искренней! - уж настолько он в женщинах разбирался.
И что это тогда? Зачем?
Была и еще одна подспудная мыслишка. Когда Ильина выписывали из больницы, лечивший его доктор долго рассуждал о неизвестных нам пока последствиях этого заболевания, упирал на возможные проблемы с мозгом и как-то уж очень настойчиво рекомендовал ему не спешить с детьми, если у них с Региной Анатольевной, конечно, есть такие планы. Может, медики знают об этом больше? И Регина, соответственно? И этот сегодняшний контакт с его племянником имеет совсем иную цель...
Об общих детях Регина разговор ни разу не заводила, но Ильин замечал, с каким интересом она относилась и к его рассказам о сыновьях и их семьях, и разговорам о прибавлении в семьях знакомых. Тут все было, в общем-то, ясно. Да и возраст ее уже поджимал.
Мысль была, конечно, дикая, но чем больше Ильин думал обо всей этой ситуации, тем труднее ему было от нее избавиться. Кто знает, что скрывалось за этим: гениальное прозрение или желание обмануть себя? Это могло показать только время.
Так он, в конце концов, и решил. Если в ближайшее время выяснится, что Регина в положении - это один разговор, нет - другой. Правда, каким именно будет разговор в том или ином случае, он пока не решил. Возникала возможность отложить решение, и при сложившихся обстоятельствах это было самым лучшим выходом.
Так и продумал до утра, хорошо хоть заехали за ним уже в семь, и сразу закрутилось - вертолет, камуфляж, квадроцикл, УАЗ - в каком-то небольшом белорусском селе у своего автомобиля Ильин оказался только в 2 часа дня. Там ему вручили целую кипу бумаг. Оказывается, он вчера попал в небольшую аварию, на разборе был признан невиновным, а потом до вечера его машину ремонтировали в местном автосервисе.
- Не беспокойтесь, - "порадовал" его один из людей Сурманса, - мы, действительно, левое переднее крыло слегка поцарапали, но все выправили уже и покрасили. Но если будут проверять - все подтвердится.
Хотя, казалось бы, было совсем не до этого, но Ильин про себя порадовался, что он расстанется сейчас с этими ребятами, а то они ради достоверности еще и глаз подобьют, а этой сейчас было явно лишним.
Так и поехал в Минск, настолько погруженный в свои мысли, что даже радио не включил, чтобы не мешало.
Посольство нашел легко, подъехал к воротам, намереваясь заехать на территорию, но тут начались странности.
На территории происходила какая-то суета: подъезжали и отъезжали машины, сновали люди, причем, по мнению Ильина, их было многовато для сотрудников посольства, у ворот дежурили два пограничника. Последнее было уже совсем странно, поскольку открывались они с центрального пульта охраны. Камеры и переговорные устройства - все было на месте. Пришлось выходить и предъявлять им дипломатический паспорт. Связавшись по рации со своим старшим, в ворота Ильина с машиной они все же пропустили, но попросили отогнать в сторонку, подальше от центрального подъезда. На входе в здание Ильина опять тормознули, проверили паспорт и начали куда-то звонить. А потом вдруг заспешили:
- Скорее наверх, к послу! Он ждет!
Одет Ильин был не так чтобы очень подходяще для визита к послу, но раз надо, значит, надо.
С послом они были знакомы неплохо, и с первого взгляда Ильин понял, что крайне взволнован. Едва поздоровавшись, он включил в кабинете "глушилку" и сходу спросил:
- Слышали уже? А я и эти... из Москвы, которые тут у меня уже две недели пасутся, только что были у него на совещании. Если это можно было назвать совещанием. Совсем никакой. Сел молча, послушал немного и своих, и наших, а потом встал и ушел, так ничего и не сказав. Ближние говорят: в полном трансе. А внешне: как будто воздух из него выпустили. И надо же - все за какие-то пару часов!
Ильин понял, что пока он пробирался лесами через границу, а потом ехал в Минск погруженный в свои переживания, здесь случилось что-то серьезное.
Так оно и было.
Насилие не случайно считается в политике крайним средством. Связано это вовсе не с тем, что политики - люди особо совестливые, готовые сами плакать от "слезы ребенка". Все намного проще. Насилие сплошь и рядом дает непредсказуемый результат. Оно как бы запускает часто совершенно случайные механизмы человеческих отношений, которые невозможно предвидеть. Так что, сиди потом и жди, где, когда и какой протуберанец вылетит.
Многодневные экзерсисы силовиков против мирных демонстрантов на улицах Минска не могли не сказаться на состоянии их нервов. Прекрасно понимая это, начальство стимулировало их и финансово, и морально, но иногда любых стимулов становится мало. В таких случаях следовала неофициальная команда: принять на грудь, сколько у кого душа просит, и отсыпаться. Те, кто постарше и поопытнее так и поступали, но вот молодежь иной раз откалывала такое... Вот и этой троице после выпитого захотелось женских ласк, а на одной из тихих улиц в сумерках им попалась девушка в белом платье с красным поясом. Последующее описанию не поддается, если только у вас нет привычки к чтению милицейских протоколов.