Каждый рассказывал истории о нем, и если Эйзенхауэр жаловался, что Джорджи Паттон прибавил ему больше седых волос, чем немцы, а Брэдли он не раз приводил в ярость, они тем не менее относились к нему с большой любовью. Он был словно бельмо на глазу. Сорвиголова, он всегда кого-нибудь обижал, но всегда выходил сухим из воды и дело делалось; каждый, кто сам не был под обстрелом на линии фронта, думал, что шумная манера действий Паттона — это та, с помощью которой выигрывают войны.
В Арденнах, как мы видели, тактический контроль на южном фасе сражения осуществлял Паттон, который начал дело с шумным успехом. Его боевой подвиг, выразившийся в том, что он вывел большую часть своей армии из боя на одном участке и в течение четырех дней повернул ее на 90 градусов для атаки на другом участке, вполне заслуживает похвалу Брэдли: «Это один из самых удивительных подвигов полководческого искусства в ходе нашей кампании на Западе». Но после этого драматического начала 3-я армия разочаровала своим медленным продвижением.
Три дивизии, поддерживаемые большим числом орудий и авиацией, атаковали меньшие по численности и хуже вооруженные немецкие части, удерживающие безнадежно растянутую линию. Эти дивизии неоднократно были остановлены, потратив пять дней на то, чтобы западная колонна достигла Бастони, другую неделю — чтобы отогнать немцев с южного периметра, а позже — еще две недели, чтобы добраться до Уффализа.
Но Паттон, как и Монтгомери, не мог осуществить тот тип сражения, который ему нравился: вместо сокрушительной атаки, сосредоточенной на узком участке фронта с целью срезать основание клина, он должен был попытаться пройти 35 миль, в том числе 20 миль по местности, которая, казалось, состояла из цепи природных оборонительных полос. Его атакующие силы были измотаны стойкостью, неуловимой обороной 7-й армии еще до прибытия туда, где 5-я танковая армия обладала большой силой и становилась еще сильнее, так как оттягивала свои дивизии с позиций и получила еще несколько дивизий от 6-й танковой армии СС. Паттон поздно получил подкрепление и ввел его в дело слишком быстро, с теми результатами, которые мы видели. Своей полной и окончательной победой 3-я армия обязана в большой степени тому, что немцы отошли за «линию Зигфрида», когда началось наступление русских.
Кроме скорости, с которой он передвигался в этом сражении, генерал Паттон ничего не добавил в Арденнах к своей славе. В своих мемуарах он откровенно признает ряд ошибок, но не то, что в своем стремлении изобличить Монтгомери в медлительности он бросил две свежие дивизии в бой, не произведя должной разведки, или то, что, начав слишком рано контрнаступление в районе Бастони, он спровоцировал ряд отдельных действий раньше сражения, предусмотренного генеральным планом. А его ночное продвижение на 10 миль с риском для жизни со сравнительно небольшой оперативной группой по местности, на которой у противника были сильные позиции, для того чтобы иметь возможность провозгласить, что 3-я армия достигла Уффализа в одно время с 1-й армией, определялось отнюдь не военными соображениями, а лишь соображениями престижа.
Но «Джорджи» Паттон не был бы тем большим, энергичным вожаком своих солдат, каким он был, если бы он не имел своих особых недостатков, что, к его счастью, хорошо понимали его начальники. Атакующая армия должна иметь несколько безрассудных командиров, игнорирующих холодные факты и рискующих предпринимать такие действия, которые приводят в ужас строгие, расчетливые военные умы. Собственный девиз Паттона: «Не спрашивай совета у своего страха» — точно выражает его отношение к войне, и если он иногда не был склонен принимать во внимание донесения своей разведки о силах противника, то удивительно, что с этим девизом он так часто выходил сухим из воды. Он был твердо уверен в перевоплощении, «вспоминая» свою роль в других войнах и в другие времена; можно надеяться, что все будет, как надо, если он вновь появится в наше время.
Генералу Брэдли, которого многие считали лучшим в американском Верховном командовании в Европе, особенно сильно не повезло как с расчетом времени, так и с дислокацией немецкого наступления. Оказавшись без единой резервной дивизии и не имея достаточно пехоты на переднем крае, что стало для него основной проблемой, он попал в сектор, против которого наступление не имело никакого военного смысла, по крайней мере в тех масштабах, в которых его предположительно могли организовать немцы…
Генерал Брэдли сказал, что удерживать Арденны так легко было «рассчитанным риском», но это верно только в том смысле, что линия фронта не может везде быть сильной и всегда есть места, где атака наименее вероятна и их можно легче всего удержать. Другой миф об Арденнах заключается в том, что разведка союзников предупреждала о предстоящем наступлении немцев; но крупицы истины здесь только в том, что если сейчас тщательно прочитать донесения разведки, то там можно найти ссылку на возможность этого; а кто-то найдет ссылку на другие, также поразительные возможности.
Брэдли нельзя обвинять в том, что он не предвосхитил наступления, или винить его в слабости Арденнского фронта в то время, когда с обеих сторон сектора 8-го корпуса началась подготовка к наступательным действиям против немцев. Нельзя забывать, что быстрая переброска 7-й и 10-й бронетанковых дивизий в угрожаемый сектор, несомненно, спасла от захвата Сент-Вит, а также, вероятно, и Бастонь.
Может быть, он должен был вернуться из Версаля в город Люксембург раньше, чем он это сделал, и, конечно, должен был отправить штаб 12-й группы армий назад, откуда он мог бы контролировать действия 1-й и 9-й армий, независимо от того, какое впечатление это произвело бы на гражданское население. Он, естественно, был горько разочарован тем, что пришлось передать эти две армии Монтгомери, хотя ушло лишь три дня на анализ обстановки; и тем, что остался только с одной армией, находившейся под командованием генерала, которого ему всегда было трудно контролировать. Его поддержка — чтобы не сказать сильнее — Ходжеса в том, чтобы он не соглашался на предложение Монтгомери отступить для создания более упорядоченного фронта, задуманного четко в американских традициях, сильно осложнила задачу Монтгомери. Его угроза уйти в отставку, при поддержке Паттона, еще добавила тяжесть бремени Эйзенхауэру.
В общем, Арденнское наступление не прибавило большой славы к репутации Брэдли.
А теперь о самом Верховном командующем: в середине декабря 1944 года генерал Эйзенхауэр, решив, что все планы на ближайшие этапы войны составлены и необходимые приказы отданы, позволил себе сделать передышку и немного насладиться жизнью. До этого он все время находился в состоянии большого физического и эмоционального напряжения и нуждался в отдыхе. Яростная атака немцев застала его в тяжелое время, и ему было трудно немедленно реагировать на эту неожиданность. На какое-то короткое время на высшем уровне было колебание, и хотя на встрече в Вердене генерал Эйзенхауэр вновь выполнял функции верховного руководителя, вред уже был причинен, а вызванный продвижением немцев раскол в армиях союзников превратился в раскол в умонастроении командования, а также из-за отсутствия доверия — в подозрительность и ревность с обеих сторон. В какой-то момент это выглядело так, как будто Гитлер уже достиг одной из своих целей: вызвать разлад среди западных союзников.
Эйзенхауэр ясно видел, как он и сказал об этом в своем приказе по армии, что немцы, «выведя свои войска с постоянных позиций, сделали тем самым возможным их уничтожение и более быстрое завершение войны»; но тогда, в связи с успехами немцев, его предсказание казалось неправдоподобным. По его плану отражения контрнаступления, изложенному 19 декабря на совещании в Вердене, предполагалось заткнуть брешь на севере и начать согласованное наступление с юга. Но уже на следующий день, после того как Монтгомери получил командование, этот план был изменен: было решено начать контрнаступление с обеих сторон клина. Верховный командующий не колеблясь принял крупные меры: остановить все наступательные операции, повернуть большую часть сектора 3-й армии к 6-й группе армий и разрешить отступать, «насколько это будет необходимо», чтобы выиграть время и спасти войска. Его поступок — передача командования Монтгомери — еще раз свидетельствует о большом моральном мужестве. Среди причин, выдвинутых некоторыми немецкими военачальниками по поводу провала их наступления, были и такие: «реакция противника была более быстрой, чем мы ожидали», «быстрая перегруппировка американских военных сил» и удивление, что назначение Монтгомери не было согласовано с Лондоном и Вашингтоном.