Первый такой рейд состоялся ночью 3 сентября, когда на территорию Германии было сброшено 6 миллионов экземпляров «Письма к немецкому народу» — более 13 тонн бумаги.
Рейды продолжались почти каждую ночь, и к 27 сентября, согласно данным министерства авиации, над германским рейхом английской авиацией было сброшено около 18 миллионов листовок — достижение, которым правительство заметно гордилось.
Член парламента от консервативной партии генерал Спирс, однако, дал иную оценку этим действиям: «Позорно сражаться “конфетти” против совершенно безжалостного врага. Мы делаем из себя посмешище». А вице-маршал авиации Харрис позднее заметил: «Я лично считаю, что единственное, чего мы добились, — это обеспечили потребности Европейского континента в туалетной бумаге на пять долгих лет войны. Многие из этих листовок были столь глупо и по-ребячески написаны, что, пожалуй, хорошо, что их скрывали от английской общественности, даже если нам приходилось рисковать и терять напрасно экипажи и самолеты, сбрасывая эти листовки на врага».
Основной результат этих безвредных для Германии мер свелся к тому, что они вызвали широкое возмущение в Англии неспособностью оказать удовлетворительную помощь Польше. Были люди, которые призывали правительство подкрепить объявление войны более активными действиями и, ввиду отказа от бомбардировочных операций против городов и промышленных центров, высказывались за бомбежку зажигательными бомбами Шварцвальда (Черного леса). Один из лейбористских лидеров, Хью Дальтон, имевший много близких друзей среди поляков, гневно заявил Кингсли Буду: «Дым и чад немецких лесов научат немцев, весьма сентиментально относящихся к своим лесам, что война не всегда приятна и выгодна и что ее нельзя вести исключительно на территории других народов».
В ответ он услышал, что сожжение Шварцвальда противоречило бы Гаагской конвенции. Когда другой член парламента, Лео Эмери, поддержал этот призыв, потребовав быстрых действий до того, как сухой лес намокнет под осенними дождями, Кингсли Вуд заявил ему: «О, что вы, это делать нельзя, это частная собственность. Вы от меня еще потребуете затем бомбить Рур».
Отчаявшись, Дальтон сказал, что готов лично полететь в Польшу, чтобы продемонстрировать тем самым солидарность между двумя странами. Вуд отклонил это предложение как «нецелесообразное».
Несмотря на боевые действия на море, сохранилась надежда, что, поскольку поляки, очевидно, покорились своим завоевателям и тревожное затишье воцарилось в этой несчастной стране, могут возникнуть перспективы мира. Однако в своем очередном обзоре военного положения в палате общин 3 октября 1939 года Чемберлен занял твердую позицию по отношению к Германии.
Но если не было признаков того, что какая-либо из сторон готова пойти на уступки, то равным образом ничто не свидетельствовало о том, что союзники собираются взять военную инициативу в свои руки. Упор делали на обороне. Английский военно-морской флот с начала войны базировался в Скапа-Флоу (якорная стоянка на Оркнейских островах, укрытая кольцом мелких островков и узких проливов, использовавшаяся еще во времена первой мировой войны).
Возросшие скорость и боевой потенциал немецких подводных лодок заставили усилить противолодочную оборону базы. Были установлены дополнительные сетевые заграждения и блокированы затопленными судами подходы к базе, а для отражения воздушной угрозы выделены две эскадрильи истребителей. Однако в ночь на 14 октября немецкая подводная лодка 11–47 проникла в Скапа-Флоу и потопила линкор «Ройал Оук», продемонстрировав неудовлетворительное состояние обороны. Поскольку завершить широкие дополнительные мероприятия по укреплению Скапа-Флоу ранее весны 1940 года было невозможно, в качестве временной базы Флота метрополии решили использовать Розит.
А наступления все не было
В Западной Европе война приняла такой же нереальный оборонительный «призрачный» характер, как и в Англии. Британский экспедиционный корпус был переброшен на Западный фронт, где он подкрепил уже находившиеся там значительные французские силы. Командовать корпусом был назначен лорд Горт, который сам находился под командованием французских генералов, но имел право обращаться к английскому правительству в случаях, когда, по его мнению, приказы французского командования могли поставить английские войска в опасное положение.
Хотя, казалось, было сделано многое, никаких активных действий не велось. К 27 сентября английский военно-морской флот перевез через Ла-Манш без единой жертвы 152 тысячи солдат и офицеров и 9400 военнослужащих ВВС, 24 тысячи автомашин и боевых машин, 36 тысяч тонн боеприпасов, 25 тысяч тонн горючего и около 60 тысяч тонн замороженного мяса. В Англии проходили обучение 50 тысяч добровольцев.
Семьдесят шесть англо-французских дивизий (из них четыре английских, а все остальные французские) стояли против 32 немецких дивизий, укрывшихся за «линией Зигфрида».[27] Однако французы, несмотря на соглашение от 19 мая 1939 года, не пришли на помощь Польше переходом в наступление на Западе (которое, безусловно, отвлекло бы немецкие вооруженные силы с польского фронта). Объясняя причины, по которым они не предприняли немедленных действий, французы утверждали, что их сухопутная армия, хотя и значительная по размерам, совершенно не готова к боевым операциям, а авиация исключительно слаба, что укрепления «линии Зигфрида» мощны и что немедленное наступление неизбежно привело бы к полной катастрофе. Свое поведение французы называли «стратегическим выжиданием».
Проволочка вновь обернулась грубой ошибкой. К концу сентября главнокомандующий немецкими сухопутными войсками Браухич довел численность своих сухопутных сил на Западе до 100 дивизий, использовав войска, испытанные в успешной польской кампании. Была упущена блестящая возможность. Немецкий генерал фон Меллентин, увидев «линию Зигфрида», сказал:
«Я вскоре понял, какой авантюрой была польская кампания и на какой риск пошло наше верховное главнокомандование. Второсортные войска, удерживавшие “Западный вал”, были плохо вооружены и недостаточно обучены, а оборонительные позиции далеко не были теми неприступными укреплениями, какими их изображала наша пропаганда.
Чем больше я глядел на эти оборонительные позиции, тем менее понятным становилось для меня совершенно пассивное поведение французов. Это негативное отношение неизбежно должно было сказаться на боевом духе французских солдат и нанести больше вреда, чем наша пропаганда, какой бы эффективной она ни была».
Генералы Йодль и Кейтель позднее заявят, что наступление на Западном фронте во время польской кампании встретило бы только незначительное и непродолжительное сопротивление, — но вместо наступления армии союзников приступили к укреплению оборонительных сооружений.[28] Фактически обе стороны строили доты и дзоты, ставили заграждения из колючей проволоки и камуфлировали свои позиции. С обеих сторон авиация совершала разведывательные полеты, но других операций, по существу, не велось.
Один из английских комментаторов писал: «“Живи и давай жить другим” — такова по-прежнему политика на Западном фронте в Сааре, и каждого, кто выстрелит из винтовки, сочтут явно антисоциальным элементом…
Среди наших солдат отмечается явное нежелание приставить винтовку к плечу и пальнуть в безобидного немца. Дважды в апреле немцы делали вид, что переходят в атаку, и во второй раз захватили несколько французских постов на нашем фланге. Это сочли чрезвычайно неблаговидным поступком, подражать которому не следует».
Немецкий обозреватель в этот период писал: «Через наш перископ мы видим французов. Они пилят дрова. Одетые в длинные тяжелые шинели, они ходят группами в два-три человека, курят, они явно скучают».
27
Немецкий генерал Зигфрид Вестфаль позднее писал: «В сентябре на Западном фронте немцы не имели ни одного танка. Запасов боеприпасов хватило бы лишь на три дня боев. Боеспособных резервов в тылу у нас не имелось. Все боевые соединения люфтваффе находились в Польше, а на Западе осталось лишь несколько разведывательных самолетов и устаревших истребителей». —
28
На Нюрнбергском процессе начальник штаба ОКБ Кейтель заявил: «Мы, военные, всегда ожидали наступления французов во время кампании в Польше и были очень удивлены, что ничего не произошло… Французское наступление натолкнулось бы на немецкий военный заслон, а не на реальную оборону». Начальник штаба оперативного руководства генерал Йодль сделал следующее признание: «Если мы не потерпели краха в 1939 году, то объясняется это тем, что во время Польской кампании примерно 110 англо-французских дивизий на Западе не предприняли никаких действий против 23 немецких дивизий». —