Но предстояло выполнить еще одну работу, которая была, наверное, самой важной для десантников из 6-й английской дивизии, — вывести из строя крупную береговую батарею в районе Мервилля. По данным разведки, четыре мощных орудия, имевшиеся в ней, могли нанести серьезный и весьма ощутимый удар по кораблям и пехоте высаживавшихся англо-американских войск. Десантникам было приказано уничтожить батарею к 5 часам утра.
Для выполнения этой боевой задачи 4255 парашютистов из 3-й и 5-й парашютных бригад опустились на нормандскую землю. Из-за неподходящих погодных условий, сильного ветра, вражеского огня и плохой видимости на местности их разбросало по большой территории. Некоторые из них приземлились в намеченном районе, но тысячи других были отнесены на расстояние от 5 до 35 миль. <…>
Таким было начало. Первые участники дня «Д», почти 18 тысяч американцев, англичан и канадцев, заняли фланги нормандского поля боя. Между ними пролегали пять участков побережья, предназначенного для высадки, куда из-за морского горизонта выдвигался мощный союзный флот, насчитывавший 5 тысяч боевых кораблей. На первом из них, судне «Бэйфилд», находился командующий флотом адмирал Д. П. Мун.
Медленно, но верно план огромного наступления начал выполняться, однако немцы по-прежнему оставались слепы.
Для этого имелось много причин. Погода, недостаток данных авиационной разведки (всего несколько самолетов-разведчиков вылетело с немецких аэродромов в предшествующие недели, и все они были сбиты); упорная вера немцев в то, что высадка англо-американцев произойдет в Па-де-Кале, неразбериха и накладки в распоряжениях собственного руководства и, наконец, неумение расшифровать телеграммы противника. Все это сыграло свою роль. Даже радары на станциях слежения подвели немцев этой ночью. Те из них, которые не были разбомблены, удалось вывести из строя, дезориентировав кучами металлической фольги, сбрасываемой с самолетов. Только одна такая станция отправила свой ежедневный доклад. Он гласил: «Движение самолетов не отличается от обычного».
Более двух часов прошло со времени высадки первых англо-американских парашютистов, и только после этого германское командование начало осознавать, что происходит что-то важное. Пошли первые осторожные доклады в Берлин, и медленно, как приходит в себя больной после наркоза, немцы начали пробуждаться. <…>
Британские солдаты, начавшие сражение в день «Д», уже в течение 30 часов упорно прорывались к мостам через Орн и Канский канал. Хотя десантное соединение майора Ховарда уже было усилено дополнительными подразделениями 6-й воздушно-десантной дивизии, оно таяло на глазах под тяжелым артиллерийским и оружейным огнем немцев. Солдаты Ховарда отбили уже несколько небольших пробных контратак противника. Усталые, изможденные, они захватили германские позиции по обе стороны водных преград и с нетерпением ожидали поддержки.
На подступах к мосту через Канский канал несколько солдат оказались зажаты на крошечном пятачке земли. Рядовой Билл Грей взглянул на свои наручные часы. Диверсионно-десантный отряд лорда Ловата опаздывал уже на полтора часа. Неужели что-то случилось с ними при высадке на побережье?.. Грей не предполагал, что огонь здесь может быть таким сильным. Он не мог даже приподнять голову. Ему казалось, что стрельба немецких снайперов по ним становится точнее с каждой минутой.
Во время короткого затишья приятель Грея, рядовой Джон Уилкес, лежавший рядом, неожиданно с удивлением произнес:
— Кажется, я слышу звуки волынки!..
— Ты рехнулся! — ответил Грей, презрительно взглянув на него.
Но через минуту Уилкес снова взволнованно воскликнул:
— Волынка слышна опять!..
Сейчас уже и до самого Грея донеслось их пение.
Отряд лорда Ловата быстро двигался по дороге, и ярко-зеленые береты бойцов, хорошо видные издалека, казались неуместно яркими в атмосфере боя. Впереди маршировал Билл Мирлин, и шедшие за ним несколько волынщиков играли бравурный старинный марш.
Стрельба по обеим сторонам дороги тотчас прекратилась, потому что солдаты глазели на этот необычный спектакль.
Но эта шоковая реакция была недолгой. Как только английский отряд начал приближаться к мосту, немцы возобновили огонь. Билл Мирлин говорил потом, что его охватила странная вера, будто «пуля его не затронет, и почти не слышал грохота боя из-за звука волынок». На середине пути Мирлин оглянулся на лорда Ловата. «Тот шел так спокойно, словно прогуливался по дорожкам собственного поместья, и дал мне знак продолжать», — вспоминал он.
Несмотря на огонь противника, парашютисты радостно бросились навстречу бойцам диверсионно-десантного отряда. Лорд Ловат извинился за то, что «задержался на несколько минут». Еще предстояли бои, еще только первые части англичан пробивались в глубь Нормандии. Но сейчас, когда на ее земле впервые смешались красные и ярко-зеленые береты английских солдат, многие рядом испытали незабываемое впечатление, и даже Билл Грей, которому было всего 19 лет, почувствовал себя, как он признавался потом, «еще моложе». <…>
Рядовой английской пехоты Уолтер Гермес не мог понять, что происходит вокруг него, куда ушли танки. Передовой отряд 192-го полка достиг берега в районе Люк-сюр-Мер, но там не было никаких признаков приближения «пантер». Не было, однако, и никаких признаков присутствия англичан, и Гермес был весьма разочарован. Но зрелище наступающего флота было способно развеять любые грустные чувства. У берега, и слева, и справа, Гермес видел сотни кораблей, курсировавших взад и вперед, и дальше, впереди, на расстоянии мили, насколько хватало глаз, все виднелись военные корабли разных марок и водоизмещении, способные поразить любого противника.
— Прекрасно! — сказал он своему приятелю Шарду. — Это похоже на парад…
Гермес и его друг лежали на траве, покуривая сигареты. Никто не отдавал им никаких приказов…
В штабе Роммеля его помощник Ланг, как и все другие сотрудники, разумеется, слышал о том, что атака 121-й танковой дивизии «пантер» на англо-американцев провалилась. Он обратился к фельдмаршалу с вопросом: «Полагаете ли вы, ваше высокопревосходительство, что мы можем выдворить их?»
Роммель пожал плечами, всплеснул руками и сказал: «Ланг, я надеюсь, мы сможем. Ведь мне почти всегда везло, вплоть до сего дня». Затем он похлопал Ланга по плечу.
— Вы выглядите усталым, — сказал он, — почему бы вам не пойти лечь в постель? День был очень длинным…
Он повернулся и пошел, и Ланг видел, как он шагал по коридору. Дверь тихо закрылась за ним.
Снаружи, во дворе, ничто не нарушало спокойствия. Деревня Ля-Рош-Гийон была, как всегда, тиха. Вскоре эта наиболее насыщенная немцами деревня будет освобождена от них, как, впрочем, и вся Европа, временно оккупированная Гитлером.
Отныне «третьему рейху» оставалось существовать меньше года. Дорога, начинавшаяся от ворот местного замка, была широка и пустынна, а окна домиков под красными крышами были зашторены наглухо. В церкви Святого Самсона всю ночь звонил колокол…
В течение ряда лет благодаря неясным слухам и противоречивым данным приводилось множество разнящихся данных о количестве потерь, понесенных союзными войсками в течение этого 24-часового наступления. Ни одна из цифр не может быть признана точной. В лучшем случае все они могут быть сочтены приблизительными, поскольку сам характер неожиданной атаки не позволяет установить с достоверной точностью число погибших. В целом большинство военных историков согласны в том, что общее число потерь союзников достигло 10 тысяч человек: некоторые, впрочем, доводят эту цифру до 12 тысяч.
Потери американцев определяются в 6603 человека. Эта цифра основана на данных доклада, представленного 1-й американской армией сразу после битвы. В нем потери определены следующим образом: 1465 убитых, 3184 раненых, 1928 пропавших без вести и 26 взятых в плен. В эту цифру включены потери 82-й и 101-й воздушно-десантных дивизий, которые одни определяют цифрой 2499 убитых, раненых и пропавших без вести.