На рассвете они услышали шум колонны грузовиков, поднимающейся к ним с севера, и приготовились к засаде, но вскоре стало ясно, что американские силы были слишком крупными, чтобы их атаковать. Когда машина за машиной, полные американских пехотинцев, прошли мимо затаившихся немцев, полковник фон дер Гейдте опознал в этой части 1-ю пехотную дивизию — «БИГ РЕД УАН»,[100] весьма опытную среди американских вооруженных сил и хорошо известную ему по войне в Тунисе. Он с горечью подумал, что лучше было бы Зеппу Дитриху быть директором зоологического сада,[101] — они наверняка могли бы сейчас использовать почтовых голубей.
После высадки в Оране в начале сражения на северо-западе Африки регулярная 1-я пехотная дивизия участвовала почти в каждой кампании. Когда после ожесточенных боев против одних из лучших немецких войск они вернулись в Оран для «восстановления сил», то увидели, что обосновавшиеся там интендантские части захватили клубы и заведения, куда фронтовикам вход был воспрещен. Тогда 1-я пехотная дивизия вторично «освободила» Оран, и последующие затем беспорядки почти полностью вышли из-под контроля.
Гордые своими непревзойденными боевыми достижениями и презирая не только тыловых солдат (которые в американской армии превосходили боевые войска в отношении примерно 15:1), но и способные недооценивать также и другие превосходные боевые дивизии, они пренебрегали правилами и уставами, одевались, как хотели, и были кошмаром для военной полиции.
Несмотря на тяжелые потери, эта знаменитая дивизия участвовала в высадке на Нормандском побережье — это была ее третья высадка под огнем — ив течение последующих шести месяцев непрерывно участвовала в боях. В конце концов после 31-дневного сражения за Роэр в составе 7-го корпуса ее в начале декабря отвели для отдыха и ремонта снаряжения.
Когда вечером 16 декабря раздался сигнал тревоги, большинство солдат и офицеров этой дивизии находилось в отпуске по всей Франции и Бельгии, а большая часть снаряжения была в ремонте. Тем не менее в полночь 26-й пехотный полк вышел с резервной позиции 7-го корпуса, проехал через расположение 5-го корпуса и, как мы видели, пройдя через позиции немецких парашютных войск, достиг к 9 часам утра в субботу Элзенборна. Первым прибыл 2-й батальон, чьи стрелковые роты в результате боев насчитывали только около сотни человек каждая; девять десятых из них были новички — лишь некоторые из офицеров были вместе с полком с начала сражения несколько недель назад на реке Роэр. Их немедленно ввели в действие, и это подкрепление для 99-й и 2-й пехотных дивизий, которое, сдерживая противника, отчаянно удерживало Элзенборнский гребень, должно было оказаться решающим.
Весть о том, что немцы выбросили крупный парашютный десант, распространилась быстро, и хотя операция Хоэс Венн — так она была названа по наименованию территории, где приземлились парашютисты, — не имела большого военного значения, последствия ее оказались далеко идущими.
Так как под действием ветра парашютисты были разбросаны на значительной территории, создалось впечатление, что операция была гораздо большего масштаба, чем это было на самом деле. Больше 300 солдат фон дер Гейдте были почти тотчас же окружены в разных пунктах, и когда в одном районе обнаружили 300 десантников, то решили, что это была крупнейшая воздушно-десантная операция, в стиле голландской или критской.
Второй день Арденнского наступления должен был, вероятно, подкрепить такого рода утверждение, хотя в высших кругах союзного командования было известно, что вдоль всего фронта 8-го корпуса происходило множество местных боев, и в ряде случаев — с катастрофическим результатом. Донесения о немецких атаках сокрушительной силы, о затянутых «мешках», о панических отступлениях, о дорогах, запруженных гражданскими беженцами и военными из тыловых частей, о немецких солдатах, переодетых в американскую военную форму, а сейчас еще и о крупных силах воздушно-десантных войск — все это вместе способствовало созданию леденящей картины мощного контрнаступления немцев. Почти в каждом донесения встречалась одна и та же фраза: «Весь ад обрушился на нас».
Когда генерал Омар Брэдли вернулся в ночь на 17 декабря в штаб 12-й группы армий в г. Люксембурге после совещания с генералом Эйзенхауэром в Версале и увидел на карте военных действий 14 атакующих немецких дивизий, половина которых были бронетанковыми, он ужаснулся и вскричал: «Где, к черту, этот сукин сын взял всю эту силу?!» Этот вопрос задавали многие в лагере союзников, но никто не знал на него ответа. <…>
В действительности американские потери были незначительны. Так, например, в воскресную ночь 422-й полк сообщил о сорока раненых, предназначенных к эвакуации, — по крайней мере до дня, когда 423-й полк был подвергнут сильному огню немецкой артиллерии. Оба полка понесли потери, когда они вели огонь между собой, но по меньшей мере 90 процентов их состава были взяты в плен неранеными.
Окружившие их немцы, взявшие в кольцо «мешок», были сравнительно немногочисленны: в отличие от атакующих с запада, три или четыре тысячи «фольксгренадеров» (в том числе и те 200 человек напротив Шнее Эйфель, которые прошли через холмы) и еще около тысячи свежих войск. Солдаты, образовавшие эту тонкую стену, ожидали в ночь на воскресенье попытку американцев выйти из окружения, но, к их большому удивлению, ничего не произошло. Более чем двухдневная бездеятельность хорошо обученной и оснащенной американской пехоты озадачила немцев: в итоге моральное состояние этих последних возросло, а по престижу союзников был нанесен серьезный удар.
По меньшей мере 8 тысяч, а может быть и 9 тысяч, американских солдат начали свой длинный путь от Эйфеля к лагерям военнопленных в Германии. Для большинства этих очень молодых пехотинцев, еще непривычных к лишениям, это был конец двухнедельного кошмарного пребывания на переполненном военном судне, пробиравшемся через Ла-Манш в течение нескольких дней, затем долгий поход под дождем и в холод через Францию и Бельгию и, прежде чем они успели прийти в себя, — короткое, непонятное сражение, в котором не было ничего из того, что им говорили. И в конце концов, к их великому удивлению, унизительный плен.
Позже был долгий и тщательный анализ этого самого тяжелого из всех поражений американцев в Европе, но, когда все уже сказано и сделано, выявляются некоторые факторы. Один из них, который не должен быть забыт, — это та доля жестокого невезения, которой было заплачено во время атаки. Немцы не собирались завлечь в ловушку вновь прибывшую, плохо вооруженную, страдающую от холода и «траншейной стопы», необстрелянную дивизию. Они намеревались обойти с фланга на Шнее Эйфель опытную 2-ю пехотную дивизию, и если бы их атака состоялась в назначенный день, они попытались бы это сделать, и, конечно, с совсем иным результатом. С другой стороны, если бы немецкая атака состоялась на одну или две недели позже, результат опять-таки мог быть иным. Но эти факторы не имеют значения в Арденнском наступлении, и бесполезно распространяться о них.
Остается тот факт, что 106-я дивизия оказалась совершенно неподготовленной, реакция работников штабов была замедленной и просто неэффективной. Нечто вроде гипнотической парализованности охватило командование с верха до низов; из всех возможных реакций на атаку хуже всего — ничего не предпринимать. За исключением правофлангового батальона 423-го пехотного полка, который сражался исключительно хорошо в первое утро в районе Блеальф, два полка, удерживавшие важные позиции на Шнее Эйфель, просто не противодействовали мощный атаке немцев на своих флангах.
Панический отход некоторых штабов и тыловых войск — это черное пятно на американской военной репутации; это значительно меньше относится к дивизиям, находящимся по обеим сторонам 106-й пехотной дивизии и отлично проявившим себя, так же как стойкая оборона 424-го пехотного полка. Ведь этот полк был обучен, экипирован и сформирован из множества таких же людей, как и в двух других, и, значит, в других обстоятельствах они тоже могли бы хорошо зарекомендовать себя.
100
«BIG RED ONE»
101
Узнав о предстоящем ночном десанте своих парашютистов и предвидя потерю радиосвязи в этих трудных условиях, фон дер Гейдте обратился к генералу Дитриху с просьбой о предоставлении ему почтовых голубей, на что тот резко ответил: «Я не директор зоопарка!» —