До гибели Цезаря оставалось четыре года, до утверждения в Риме единоличной власти — около двадцати лет. В 27 году до н. э. установится единоличная власть Октавиана, который потом получит прозвище Август. Принципат — это такая стыдливая монархия, монархия в республиканских одеждах.
А пока противники установления единоличной власти (а их было еще очень много) вдруг увидели в лице Брута, прощенного и обласканного Цезарем, попавшего в его ближайшее окружение, потенциальную силу, знамя для свержения диктатора.
Можно сказать, к нему взывали — убей Цезаря! Убей Цезаря!
Почему? Брут оказался в плену собственного имени.
В далеком и легендарном VI веке до н. э. в Древнем Риме был некий Брут, который изгнал последнего римского царя по прозвищу Тарквиний Гордый.
Причем служил этот Брут трибуном целеров, то есть состоял в личной охране царя, командовал его гвардией. Предал. Изгнал.
Древний Брут патриархальных времен — римский идеал, весьма своеобразный. Его сыновья были замешаны в каком-то заговоре — он приказал их казнить и лично присутствовал при казни. Чудовище, а не идеал! Но такова римская психология.
Придя к власти, Цезарь вел политику милосердия к врагам. Он не казнил былых противников, не мешал им даже делать карьеру. И в этом смысле он был уникален. Что его и сгубило.
Враги его говорили: надо убить Цезаря, чтобы снова древний Сенат решал все. Пусть все будет как вчера. Это называется социальный идеал, обращенный в прошлое. Он недостижим. Но крови всегда проливается очень много, прежде чем люди поймут, что воплотить это уже невозможно.
Брут получал анонимные письма, в которых его убеждали: ты Брут, значит, ты должен, обязан уничтожить Цезаря. Его спрашивали: ты хочешь, чтобы твое изображение было покрыто черным платком? Имелись в виду изображения предков, стоявшие в римских домах. Черным платком покрывали фигуры тех, кто совершил дурные деяния. А римлянин очень заботился о том, каким он останется в памяти будущих поколений.
Пламенный республиканец Цицерон вел переписку с Брутом, в которой много говорил о том, как это было бы прекрасно. Не хотел ли великий оратор сам возглавить новое государство?
За республику выступал и сблизившийся с Брутом Кассий Лонгин — яркая личность, талантливый полководец, философ.
На Брута постоянно оказывалось давление. И он оказался постепенно втянут в заговор.
Цезарь не мог не знать о заговоре. Но он был фаталистом: чему быть — того не миновать.
Несмотря на многочисленные предупреждения и даже предзнаменования, он отправился в Сенат в роковой день 15 марта 44 года. Там, у статуи его былого соперника Помпея, на него набросились заговорщики. У них была идея — пусть каждый нанесет удар, чтобы не было единоличного убийцы Цезаря.
Они кололи и резали его кинжалами; он сначала пытался уворачиваться от ударов, даже отражать их с помощью заостренной палочки для письма… У него не было охраны. Он этого не хотел. Сохранял образ человека, близкого к народу. Наверное, у него нашлись бы защитники, но все произошло слишком быстро. Соратника Цезаря Марка Антония, который обязательно бросился бы в драку, специально отвлекли.
По легенде, когда Цезарь увидел лицо Брута, он сказал: «И ты, Брут!», закрыл голову краем одежды и перестал сопротивляться. Красиво! Было или не было, мы никогда не узнаем, но в этой формулировке люди отразили свое отношение к самому подлому и низкому предательству.
И вот диктатор мертв. Брут и его ближайший соратник по заговору Кассий победили. Есть версия, что Брут, приподняв окровавленное оружие, меч или кинжал, прокричал одно слово: «Цицерон!» Это могло означать: это ради тебя, великий республиканец!
Действительно, Цицерон сначала был в восторге. Он думал, что начнется стремительная деятельность по возрождению республики. А Брут и Кассий медлили, теряли время. Народ не выразил никакой радости по поводу убийства Цезаря, тем более что Марк Антоний немедленно добился оглашения завещания. Цезарь завещал каждому гражданину Рима существенную сумму — 300 сестерциев. Подарил городу свои великолепные сады, приказав сделать их общественными. Люди вздрогнули. Зачем было такого убивать? И чем будет лучше тот, кто придет ему на смену?