Атейла вспомнила, как она совсем недавно ходила по Танжеру в платье, больше всего похожем на серый мешок. Теперь у нее оказалось так много прелестных вещей, что ей могла бы позавидовать любая невеста. Но девушка понимала, что рассказывать, откуда у нее эти наряды, в Рот-Касле лучше не надо.
«Пусть лучше думают, что я из богатой, но разорившейся семьи», — сказала она себе.
Такое объяснение казалось ей достаточно убедительным, чтобы удовлетворить и любопытство слуг, и недоумение графа, если оно возникнет.
Самой девушке очень хотелось найти время, чтобы примерить все это великолепие и убедиться, что из невзрачной куколки она превратилась в красивую бабочку.
Но сейчас было не до этого. В комнату ворвалась Фелисити:
— Где мое платье для верховой езды? Ну где же оно?
Атейла взяла ее за руку, и они пошли в комнату девочки. Дженни последовала за ними. Атейла спросила:
— Кстати, а среди моих вещей есть платье для прогулок верхом?
— О да, мисс! И красивая шляпка. Я, правда, не доставала ее из коробки, подумала, что вы не будете ее надевать.
— Нет буду, — коротко ответила Атейла, — но сначала давайте переоденем ее светлость.
В шкафу у Фелисити висело несколько костюмов для верховой езды. Некоторые из них были из легкой материи и предназначались, очевидно, для прогулок в Танжере, но были и вполне подходящие для английской погоды.
Дженни показала один костюм:
— Вот, мисс. Он, кажется, поновее, и юбка удобная.
— Да! В ней я смогу ездить в мужском седле! — с восторгом воскликнула Фелисити.
Атейла подумала, что это будет безопаснее для девочки, но ничего не сказала.
Предоставив Дженни помогать Фелисити, она пошла к себе в комнату переодеваться. Зная, что графиня заказывала свою одежду в основном в Париже, Атейла ожидала увидеть яркое французское платье, Но платье, которое она достала из гардероба — темно-синее, почти черное, — было от Басвина, лучшего лондонского портного.
— По крайней мере на лошади я буду выглядеть, как настоящая гувернантка, — с улыбкой пробормотала Атейла.
Ей вспомнилось, что, когда она была еще маленькой, ее мать купила себе в Лондоне платье от Басвина и, впервые надев его, сказала:
— У меня никогда не было ничего более удобного и красивого, но, увы, вряд ли я смогу себе позволить такое еще когда-нибудь.
Потом Атейла подумала, что графу совершенно все равно, как она выглядит, и единственный человек, кого это может интересовать, — его бабушка. Платье оказалось более поношенным, чем она ожидала, но оно идеально сидело на ней, подчеркивая тонкую талию и высокую грудь.
Внезапно Атейла поняла, что графиня носила его, когда жила в замке. С ужасом девушка подумала, что кто-нибудь может узнать это платье, но потом постаралась успокоить себя мыслью, что вряд ли кто-нибудь вспомнит, что носила графиня три года назад.
Атейла повязала на шею белый шарфик, который обнаружила в комоде среди перчаток и носовых платков. Вошла Дженни:
— Вот ваша шляпка, мисс, — сказала она. Атейла взяла маленькую шляпку, похожую на те, которые надевались на охоту. Волосы она уложила на затылке, закрепив шпильками. Надев шляпку и посмотрев на себя в зеркало, девушка решила, что вид должен удовлетворить даже вдовствующую леди Ротуэлл.
— Скорее, мисс Линдсей! — услышала она нетерпеливый голосок Фелисити.
— Иду, иду, — ответила Атейла, отходя от зеркала.
Дженни подала ей пару перчаток, вероятно, они предназначались специально для верховой езды. Атейла с улыбкой подумала, что сама бы не смогла отличить их от других.
— Все-таки хорошо, что я смогу прокатиться вместе с Фелисити, а не ждать ее у конюшни, пока она будет ездить с грумом.
Они спустились вниз. Лошади, вероятно, по указанию Доусона, уже ждали их у парадного входа. Фелисити помогли сесть в седло, Джексон выбрал для нее небольшую ладную кобылку. Атейле подвели черную лошадь с белой звездочкой на лбу, хорошо выезженную и спокойною.
Она улыбнулась про себя, подумав, как были бы удивлены все вокруг, если бы узнали на каких строптивых животных ей приходилось ездить во время путешествий с отцом.
Арабские скакуны, которые нравились ей больше всего, нередко бывали очень норовисты. Нелегко было заставить их признать тебя своим хозяином. Но зато удовольствие от езды на настоящем скакуне не поддается описанию.
Атейла взяла повод у грума, но он сказал:
— Мистер Джексон считает, что мне лучше поехать с вами, мисс, по крайней мере в первый раз.
— Что ж, я согласна с ним, — ответила девушка. — Ведь самое главное, чтобы ее светлость получила удовольствие от езды и не боялась.
— А я не боюсь! — прервала их разговор Фелисити. — Я очень, очень хорошая наездница. Моn Pare всегда так говорил, хотя это его и раздражало.
— Почему же это его раздражало?
— Потому что я англичанка, а мама как-то сказала, что мой папа лучший наездник во всей Англии.
Атейла не ответила, но про себя понадеялась, что девочке не придет в голову говорить о Моn Pare при графе или вдове. Она поудобнее уселась в седле и, оглядевшись вокруг, подумала, что никогда еще не каталась в таких красивых местах, пусть даже здесь и не было гор.
Грум, которого звали Джеб, предложил Атейле покататься на заливных лугах с другой стороны парка, где будет безопасно перейти на галоп. Они ехали через парк, пригибаясь, чтобы не задеть ветви деревьев. Фелисити восторженно следила за олененком. Он щипал траву под деревом, но, когда всадники подъехали ближе, метнул ся в сторону и скрылся из виду.