— Неужели ты стал бы ревновать?
— Еще как, черт возьми! — Он улыбнулся улыбкой нераскаявшегося грешника. — Кстати, ты с Пинки еще не говорила по телефону?
Покачав головой, Кари уставилась в бокал, наполненный красным, как рубин, вином.
— Хотела позвонить ему, чтобы позубоскалить насчет его подвигов на амурном фронте, но… — Неоконченная фраза повисла в воздухе.
— Но раздумала, потому что он, не оставшись в долгу, начал бы зубоскалить насчет твоих.
Она удивленно вскинула голову.
— Нет, скажи, как это тебе удается?
— Что?
— Тебе всегда известно, что я думаю. Откуда? Знаешь, мне иногда просто не по себе становится — такое чувство, что ты залез в мою черепную коробку.
— Прости меня. Но все же ты не станешь отрицать, что я и на сей раз угадал твои мысли. Так или нет? Он наверняка спросил бы, удалось ли мне разыскать тебя, и тебе пришлось бы ему что-то ответить. Но что именно, Кари? Вот что мне интересно в первую очередь. Что бы ты ему сказала о нас двоих?
— Сама не знаю…
Сбросив ее ступни со своих колен, Хантер встал и медленно направился на кухню. Лицо Кари исказила гримаса досады, но через несколько секунд она пошла за ним следом. Он стоял у плиты, помешивая в кастрюле соус.
— Я же говорила тебе, чтобы ты не надеялся на слишком многое.
Его плечи раздраженно дернулись вверх, но в следующую секунду, немного расслабившись, опустились. Хантер обернулся.
— А я и не надеюсь.
По какой-то необъяснимой причине ей захотелось прямо здесь, на кухне, наброситься на него с кулаками.
— Нет, надеешься! Надеешься, что я позволю тебе переспать в моей постели.
— Нет, черт возьми, нет! — выкрикнул он. У него тоже иссякло терпение. До сих пор Хантер только и делал, что сдерживал себя, действовал медленно, осторожно, в час по чайной ложке, словно разыгрывал сложную шахматную партию. Но проклятое тело не хотело слушаться разума. Оно находилось в состоянии повышенной боеготовности с того самого момента, как он, прибыв в Брекенридж, увидел ее в ресторане. — Да, я хочу попасть в твою постель. Но могу ли я надеяться на это? В этом я как раз и не уверен. Я не знаю, на что мне надеяться. Я в тумане!
— Почему ты говоришь мне все это?
— Почему? Да потому что сам не знаю, что со мной творится. Знаю только одно: таких вещей, непростых и странных, со мною никогда еще не происходило. С первого дня нашей встречи ты только и делаешь, что бросаешь меня то в кипяток, то в ледяную воду.
— Зачем же ты тогда сюда явился?
— Чтобы немного разрядиться.
Гнев Хантера только раззадорил ее.
— Ну хорошо, предположим, я согласилась бы лечь с тобой в постель. И что после этого?
— После этого я продержал бы тебя в постели не меньше месяца.
Красные капли соуса упали с деревянной ложки на пол. Нетерпеливо сунув ее обратно в кастрюлю, Хантер решительно шагнул к Кари.
— Еще ни перед одной женщиной я не метал бисера столько, сколько перед тобой. И знаешь что? Мне это уже начинает надоедать! Я уже устал взвешивать каждое слово, все время опасаясь, что оно может быть неверно тобою истолковано.
Схватив женщину за плечи, Хантер рванул ее к себе, так что их тела столкнулись.
— А теперь мне плевать. Плевать на то, что ты можешь об этом подумать. Но знай: вот что я чувствую сейчас. — Он прижал ее к своим бедрам. — Я хочу тебя, Кари! Хочу до безумия, хочу видеть тебя обнаженной, такой же самозабвенной, какой ты была сегодня, когда мы вместе валялись на траве. Но только теперь мне хочется быть глубоко внутри тебя, чувствовать то же, что чувствуешь ты, стать частью твоего мира. Вот!.. Наверное, ты сочтешь меня слишком грубым, неотесанным, зато в неискренности упрекнуть не сможешь. Ну что, доходчиво я выразился? Я знаю, ты любишь выслушивать только то, что тебе нравится, а стоит кому-нибудь только заикнуться о чем-то менее приятном, как ты сразу же затыкаешь уши. Но теперь-то уж я спокоен: на сей раз ты вряд ли сможешь просто отмахнуться от моих слов.
Он выпустил ее из объятий столь неожиданно, что она чуть не упала. Еще раньше Хантер заприметил в кухонном буфете початую бутылку скотча. Вот что ему сейчас пригодится. Налив себе в стакан изрядную порцию, он проглотил виски залпом.
Кари начал разбирать смех. Подобные излияния были ей в диковинку, а потому показались забавными. Томас никогда не терял самообладания, неизменно оставаясь любезно-отстраненным. Хантер был совсем другим — в его гневе было столько же страсти и огня, сколько и в поцелуях. И ей хотелось заставить его повернуться к ней лицом, изо всех сил закатить ему оплеуху… А потом поцеловать — с той же пламенной страстью.