История советской политической цензуры: Документы и комментарии / Отв. составитель и руководитель творческого коллектива Т. М. Горяева. М.: Росспэн, 1997.
«Литературный фронт». История политической цензуры. 1932–1946 / Сост. Д. Л. Бабиченко. М., 1994.
«Счастье литературы». Государство и писатели. 1925–1938. Документы / Сост. Д. Л. Бабиченко. М.: Росспэн, 1997.
Цензура в СССР Документы 1917–1991 / Сост. А. В. Блюма. Комментарии А. В. Блюма и В. Воловникова. Бохум (ФРГ): Projekt Verlag, 1999; М.: Росспэн, 2004.
Часть I. ЭПОХА ИМПЕРАТОРСКОЙ ЦЕНЗУРЫ
ПЕТРОВСКОЕ ВРЕМЯ
Великий Пётр был первый большевик… Родоначальник ты советов, любитель ассамблей…
До Петра Первого, несмотря на то, что печатный станок возник в Московском государстве почти за полтора века до него, особой нужды в цензуре не было: рукописная книга вообще с трудом поддавалась контролю, печатная же, выходившая на Государевом Печатном дворе, ограничивалась, за малыми исключениями, церковными потребностями и всецело находилась в руках правительства. В древнерусских источниках мы находим, впрочем, несколько текстов, говорящих о попытках установить контроль за чтением книг и предостеречь читателя «от соблазна». Так, уже во вторую известную нам (после «Остромирова Евангелия») русскую рукописную книгу — «Изборник Святослава» (1073 год) — вошло любопытнейшее сочинение под названием «Богословьца от словес». «Чтобы не прельститься ложными книгами, — говорилось в нём, — ведь от этого бывают многие безумные заблуждения — прими этот мой избранный любочисленник повествовательных книг (…) Тем самым имеешь всё, что же кроме того, то не в их числе». Автор, очевидно, следовал завету библейского мудреца Екклесиаста, предупреждавшего: «Слова мудрых — как иглы и как вбитые гвозди, и составители их — от единого пастыря. А что сверх этого, сын мой, того берегись» (12.11–12).
В сочинении помещён перечень 42 книг полезных, «истинных», а затем 24 «ложных», «богоотметных», «сокровенных», — в основном, апокрифов. Чтение таких книг почиталось большим грехом. Устрашающие угрозы на сей счёт содержит «Кириллова книга» (1644 год). «Еретические», «отречённые» книги «отводят от Бога и приводят бесам в пагубу», а посему «потворствующие» такому чтению «отцы духовнии (…) да извергнутся сана и с прочими еретики да будут прокляты…» Католическая церковь, впрочем, не уступала в этом смысле православной: под названием «Index Librorum prohibitorum» (индекс запрещённых книг) почти 400 лет (с 1559-го по 1948 год) время от времени выходил в свет перечень произведений, осуждённых Ватиканом и запрещённых к изданию, распространению и чтению.
С появлением так называемых «гражданских» (то есть светских) книг в эпоху Петра Первого возникла необходимость строгого контроля за их содержанием и со стороны государства.
В 1698 году Пётр выдал голландскому купцу Яну Тессингу привилегию на печатание в Амстердаме книг на русском языке и продажу их в России. Вместе с переводчиком Ильёй Копиевским Тессинг выпустил в 1699–1700 годах около двадцати таких книг.
Из жалованной грамоты Петра I Яну Тессингу (1700 год):
«И видя ему Ивану Тесенгу к себе Нашу Царского Величества премногую милость и жалованье, в печатании тех чертежей и книг показать Нам Великому Государю, Нашему Царскому Величеству службу свою и прилежное радение, чтоб те чертежи и книги напечатаны были к славе Нашему, Великого Государя, Нашего Царского Величества превысокому имени и всему Российскому Нашему Царствию, меж Европейскими Монархи к цветущей наивящей похвале и ко общей народной пользе и прибытку, и ко обучению всяких художеств и ведению, а пониженья б Нашего Царского Величества превысокой чести и Государства Наших в славе в тех чертежах и книгах не было».
Другой указ, 1701 года, устанавливал запрет на орудия письма: «Монахи в кельях никаковых писем писати власти не имеют, чернил и бумаги в кельях имети не будут, но в трапезе определённое место для писания будет — и то с позволения начальства».