Черные глаз чернила
Никуда мне никогда не выплеснуть
Другим поцелуям брода
Не отыскать и в воздухе спелом киснуть
Кистями
Слобода Белопесоцкая. 1920.
«Рана губ ваших кровоточит…»
Рана губ ваших кровоточит
Моей крови потом,
Именно, так узел сердца точит, наточит
Любви прудок неизмеримый лотом.
Сознанием выжгу на брусках рта,
Вытравлю вывеску:
Ты и та и вон та
Напоминаете мне норвежскую, вот, треску.
Холоден и не люблю как никто
Знаю почему:
Той и тому,
Кто расплющит мысль шиной авто –
Душу подниму.
«И я опоздал к сожалению…»
Вадиму Шершеневичу.
И я опоздал к сожалению
На пир дорогих чудес,
Позвольте, виноват, мое мнение
Приладить с облегчением, как согревающий компресс.
Завтра попробую преломить искусство:
Ленин и ты помоги,
А то, ведь по глупости спрячуся в куст я
Оголтелой и босой тоски.
Мертвым стулом за кафе столиками
Буду расплескивать коричневое кофе души
И в вас, дорогая коликами
Вскипят моих глаз ковши.
5 июня 1920 г. Москва.
От Рюрика Рока чтение
Ага…
Напрасно бьетесь вы в извивах:
Настанет всех час сумрачной тоски;
Напрасно ловите счастенышей игривых –
Старуха Вечность вяжет изстари носки.
Уж так стара, что лишь вязать и может.
И вяжет, вяжет и бормочет какие-то слова;
Она, она тоску умножит –
И будет все вязать: она всегда права.
Напрасно давитесь тоскою свою склизкой,
Скребете криком старенькую дверь:
Она всегда, всегда вам будет близкой,
Она и Смерть.
918.
«Волить, волить красного и кровавого…»
Волить, волить красного и кровавого
Иль сцепленья Ваши тихо так целовать.
И кто прав, я не знаю право, –
Я иль Боженьки лиловые слова.
Если помню Вас застывшей, бледной в днях ненастья,
Если сам давно я одинок –
Так зачем, зачем играть нам в счастье,
И несчастья прятать легкий вздох.
И кому, в чьи руки бросить горечь этих строчек,
И ненужность, и забвенье этих встреч;
Желтенький по сини хрупкость свою точит,
Как тоска моя не хочет в омут синий лечь.
Что-же знаю: я медвяный и острый
Он метнется вниз, сюда когда-нибудь,
Срежет это тело, эти кости,
Глаз улыбку и печаль у губ.
Но пока все красного и кровавого хочет,
И мне нечем завалить дней течь. –
И кому, в чьи руки бросить горечь этих строчек,
И ненужность и забвенье этих встреч.
919.
«Как в лугах незабудок – небе…»
Как в лугах незабудок – небе
Луна блином лежит –
Ваших губ петушиный гребень,
Заставляет нелепо жить.
Гобеленами сумерек вставать с постели,
Долго кольцами мечты бросать,
Покуда в ненужном теле
Истома заставит встать.
Идти смотреть, где куклятся подкрашенные лица,
Где пляскою Святого Вита пьянистки лукавит ми, ре –
Думать: «Что же делать? Жениться?
Или умереть?»
И в папиросном дыме, и в цоканьи стаканов
Встанет небоскребом Ваше пушистое имя,
Дни, что в луга незабудок канув,
Полосами верст прохлестали своими.
А потом нежданно, негаданно
Бубенцами звеня идей,
Эпатировать отрадно
Проституток как милых детей.
Бледными тротуарами от разгула в зари разбеге,
Вести себя, как гид –
Ваших губ петушиный гребень
Заставляет нелепо жить.
919.
Лазарь Сухаребский
Perpetuum Mobile
Княжне Сулико Дадешкелиани.
Грохочет буфер шатаясь,
Вагоны стучат, бегут
Радостью тоски обливаясь.
Пейзажи строем плывут.
Шатается буфер жизни,
Скачет кавалькада дней,
Понорамой разноцветной новизны
Жужжит дней пестрых улей.
Дни несчастья, дни печали
Дни веселья, дни тоски
Декорацией забросали
В тисках сжали мозги.