— Я хочу, чтобы ты произнесла слова. — промурлыкал он, и гордо задрал подбородок.
— Какие… — и тут она поняла. Пеннивайз, сам по себе телепат. Он знает всё и слышит. Её сердце забилось, начало бросать то в холод, то в жар. — Я… — слова застряли у неё в горле, ведь произнести подобное, довольно трудно для неё. Сколько было таких претендентов на эти слова, и все уходили до того, как могла их она произнести, да и не все жаждали услышать подобное. — Я… — как страшны были всегда для неё эти слова, тем более, когда произносит их сама. Как огня, боялась она обжечься о них, и обжечь ими других. — Я люблю тебя… — и как же легко ей стало в этот час. Хотелось ей взлететь, хотелось запеть, хотелось танцевать. Но она смотрела в жёлтые глаза убийцы-людоеда, который хищно улыбался красными губами, обнажая передние клыки.
— Я… — клоун внезапно появился перед ней, словно телепортировался. — Я люблю тебя, моя милая Стефани, и отсутствие моего сердца, будет заполняться твоим. — прошептал он ей в ухо, и отстранился, чтобы взглянуть в её глаза, после чего, он коснулся губами её губ, и она почувствовала, как что-то в неё вливается. Она не может контролировать это, и она пьёт это что-то, что больше напоминает вкус металла. И когда это закончилось, клоун отпрянул от неё. Стефани начала кашлять, задыхаться, ей хотелось блевать. Как тут же, звон в голове, который был рыком, которые имели смысл слов как: «Проснись!».
— А-а-а! — Стефани открыла глаза, проснувшись от собственного крика. «Найди Оно в лесу» — прошептали большинство голосов в её голове, напоминающих голоса маленьких детей. «Иди. Иди. Иди. Укажем путь» — Что? Кто вы? — она стала озаряться по сторонам, но понимала, что голоса в её голове, лишь в её голове. «Иди. Иди. Иди. Иди!» — они вместе стали кричать, и казалось, что там было много детских голосов. Не сто, даже не тысяча, больше! Эти крики стали заглушать её собственные мысли, а из глаз полились слёзы, ведь она знала, что это голоса давно покинувших этот мир детей, давно летающих в забвенье «мёртвых огоньков».
Она стала кричать, кричать громко, неистово. Появилась головная боль, которая умножалась с каждым их криком, с каждым стоном. Глаза стало жечь, словно в них засунули алые угли. Боль. Боль. Боль. Её стало тошнить, и начала блевать на пол весь обед. И вдруг, они заткнулись.
«Янтарны глаза твои,
Словно краски июльского заката…»
Стефани услышала голос маленькой девочки, голоса заткнулись. Вокруг стало темно, и перед ней появилась дверь, через щели которой светил чистый свет. Она со страхом подошла к двери, повернула ручку.
«Огненно-рыжие волосы твои,
Словно языки майского пламени…»
Внутри открытой двери, была серая комнатка, в которой она когда-то жила у бабушки. С его окна светил яркий, солнечный свет. Рядом с кроватью сидела маленькая девочка в платье нежно-голубого цвета, с поясным бантиком за спиной. Нежно-матовые, махровые, тёплые колготки. Белые туфельки на застёжке. На голове светлых волос, был чёрный ободок с красной Гарденией на левом боку. Рядом с девочкой был сундучок, который подарил ей когда-то, — но она уже не помнит когда это было, — её любимый Пеннивайз.
«Красные сладкие губы твои,
Словно цвета свежих капель алой крови на снегу…»
Стефани хотела уже обратиться к ней, но вдруг вошла бабушка. Молодее, чем та, которую она знает.
— Стефани, что ты делаешь? — спросила бабушка, и девушка поняла, что вопрос адресован не ей, а маленькой девочке. Маленькой Стефани. Девочка неожиданно спрятала лист в сундучок, но ключ, которым она спешила закрыть сундук, выпал из пальчиков от волнения.
— Ничего! — ответила быстро маленькая Стефани, и старалась спрятать сундук телом. Сколько не смотрела Стефани на девочку, и на эту ситуацию, она не могла вспомнить этого.
— Ну-ка, дай сюда. — доброжелательно сказала бабушка и потянулась к сундуку, но девочка тут же ударила старческие руки.
— Нет! — крикнула она, и Стефани не помнила, чтобы когда-нибудь била бабушку, её добрую бабушку. — Нет! Я не отдам! Это моё! — продолжала она кричать, и пришёл дедушка. Он поговорил с пожилой женщиной, и схватил девочку. — Нет! Отпусти старик! Отпусти! — продолжала она брыкаться и кричать. Бабушка открыла сундук и прижала к губам ладонь.
— Господи, милая, что это такое? — в недоумении и страхе спросила она, ведь в сундуке было много рисунков Пеннивайза, и они не из самых лицеприятных, — Что это такое, я тебя спрашиваю? — прикрикнула она с возмущением, хотя саму внутри дрожь брало.
— Не называй меня милой! Так только Пенни может меня называть, старая скряга! Отвезите меня обратно! Отвезите меня обратно к нему! Я хочу домой! Хочу к мистеру Пеннивайзу! А-а-а-а!!! — продолжала она бороться со стариком, но тот, даже в свои годы, был сильнее 10-ти летней девочки.
— Я отдам тебе этот сундук, когда начнёшь себя хорошо вести! — прикрикнула бабушка, и закрыла сундук, подобрала выроненный ключ, закрыла сундук, и отнесла его собой. Девочка начала плакать, но перестала бороться.
— Отдай! Это последнее, что у меня от него есть! Верни его! Верни! — старик отпустил девочку, и та обессиленно упала на пол, и стала громко плакать. И когда дверь закрылась в комнату, девочка стала плакать тише и тише. Стефани не смогла выдержать собственные слёзы, присела к девочке, и погладила по спине.
— Стефани, через 27 лет, ты его вновь увидишь, не плачь. — нежно сказала она, и девочка посмотрела на взрослую копию себя. Но взрослая Стефани ахнула от удивления, так как зеленые глаза её, были так прекрасны.
— Стефани, ты забыла всё, так ведь? Твои глаза так поблёкли. Твой голос огрубел. — говорила девочка, и взрослая Стефани тут же отпрянула от неё в страхе. — Ты так выросла. Наш любимый от тебя без ума, но тоскует по твоим глазам. Ты готова? — спросила девочка, и встала в полный рост.
— К чему? — спросила в испуге девушка, а девочка стала к ней подходить.
— Ты так пуглива. Ты чувствуешь страх. Ты нравишься мистеру Пеннивайзу. Ему нравиться твой вкус. Ты готова вспомнить минувшие дни? — спросила девочка, и раскрыла руки для объятий, словно готова полететь, как птица.
— Я… — с сомнение сказала девушка, и знала, что если вспомнит всё, то это конец. Скорее всего, это будет конец. — Да. — уверенный ответ, как воткнутый в землю меч, был твёрд как сталь. Девочка подошла к девушке, и обняла её. Тело девочки, словно, стало растворяться в теле себя, а голову Стефани стало заполнять столько воспоминаний, разрывающий ей мозг, и она стала, и плакать, и смеяться, и удивляться, — переживать все пропавшие в голове дни за миг. И как только маленькая девочка, будто бы растворилась в ней, и Стефани произнесла последние слова девочки:
«А душа твоя,
Обширней вселенной масштабной»
— Так, что мы теперь будем делать? — спросила Розали, поворачивая голову к своему спутнику.
— Я не знаю. Мы далеки от этого монстра, мы даже не знаем имени этого существа… — досадно прошептал Майк, доставая из кармана пачку сигарет. Розали хотела уже попросить его поделиться, но решила, что лучше не стоит. Раз он друг сектора, и её друг, то это не значит, что он прекратил быть её вторым отцом, как тут она вспомнила, как встретила клоуна вечером. Она рассказала об этом Майку, и у того глаза на лоб полезли. — Он тебя не тронул?! Почему ты не рассказала изначально! — прикрикнул он, и Розали, только поняла, что потихоньку стала забывать это. Весь пережитый страх встречи с ним, и страх чуть быть не убитой.
— Я… Я не знаю. Как-то из головы вылетело… — скомкано призналась она, и посмотрела на Майка виноватыми глазами. Андерсон затянулся сигаретой.
— Склоняюсь к тому, что это было влияние клоуна. Пеннивайз… Почему он так привязался к Стефани? Он видел её 27 лет назад. Неужели, он хочет завершить начатое?
— Тогда он бы её давно убил. — подметила Розалия, и Майк кивнул, соглашаясь с ней.
— Тогда что же?
— Влюбился? — предположила Розалия, и улыбнулась. — Бред какой-то.
— Он монстр. Вряд ли ему подвластны человеческие чувства, как любовь… — недосказал свою мысль Майк, как его телефон в кармане зажужжал. Он недовольно достал его, нажал на зеленую кнопку на экране, и тяжело спросил, — Да?.. Чего? — его лицо изменилось и он замер на месте. Розалия нахмурилась, боясь узнать что-то очень страшное, к примеру, что появилась ещё одна жертва, или быть может, клоун решил сделать ход первым и кого-то из них сожрали. Её сердце громко застучало от страха, думая, что клоун разорвал на части Люка. — Да, я быстро. — Майк положил телефон обратно в карман куртки.
— Что-то случилось? — спросила она, но Майк лишь гроздно посмотрел на Розалию.
— Я так не хочу, чтобы ты с нами шла. Я не хочу подвергать тебя опасности. Лучше иди домой. — сказал он, и его лицо изменилось, в нём читался страх. Он старался как можно мягче отослать её домой, от беды.
— Нет! — уверенно подала она голос. — Нет! Я иду с тобой, что бы там не случилось!
— Ни в коем случае! Ты сейчас же идёшь домой, и приглядишь за Стефани! Если что-то с ней случиться… — Майк замер, представив разорванный труп его возлюбленной.
— Я тоже не хочу, чтобы с ней что-то слу…
— Тогда представь, что будет, если ты погибнешь! — Майк замолчал, увидев её растерянную реакцию. — Иди домой, сейчас же!
— Ладно! — риск умереть есть не только у неё, но и у каждого в этом городе. Все горожане ходят по лезвию, и каждый может ошибиться шагом. Майк пошёл дальше, иногда поглядывая на остановившуюся Розали посреди улицы. И когда тот исчез за поворотом, Розали заметила, как он вновь достал телефон, чтобы позвонить. Розали повернула назад, чтобы действительно пойти домой. Внутри сражалось «за» и «против». «за» — уговаривало пойти за ним, ведь любопытство съедало, страх пробуждал адреналин, и гнев от обиды, ведь теперь она тоже из их команды. «против» — кричало идти домой, ведь необходимо приглядеть за Стефани. «Но господи, она не ребенок! А вдруг что-то произойдёт?» — думала она про себя, и замерла. На автомате она взяла телефон.
Когда-то давно, Майк, — то ли из-за своей паранойи, то ли на всякий пожарный случай, — заставил установить на телефон приложение «отследи друга», чтобы они всегда знали, где находятся. То было дело зимой, в Нью-Йорке, из-за одного случая. В местной газете «New York Times» объявили о пропаже нескольких школьников, и родителям детей, — от 5-10 лет, — было предупреждение, чтобы те не отпускали своих «солнышек» одних никуда. Андресен, психолог местной поликлиники и школы, а так же личный психотерапевт Стефани, начал истерику по-этому поводу. Он решил, что канализационный монстр-людоед, переехал из небольшого родного городка, в город по-крупнее. Ведь чем больше стол, тем больше тарелок с едой. Хоть, со временем, это оказался просто педофил, что крал детей.